Бабушка Лизы была худой, высокой аккуратно стриженной старушкой, облаченной в джинсы и футболку с принтом человека-паука.
— Вы сильно изменились с того дня, — сказала она.
— Это из-за волос, — влезла Лиза. — Тимур их как-то выпрямляет.
— Это из-за взгляда. Вы больше ни во что не верите, юноша? Мальчиком вы казались более живым.
— Это из-за щенка, — объяснил Тимур. — На самом деле я был очень мрачным ребенком, преисполненным тяжелых предчувствий.
— Неправда, — заявила старушка, немедленно напомнив собой Лизу, — уж я-то знаю.
Она посторонилась, приглашая их войти в комнату, и Тимур пристроил себя в неудобное плетенное кресло. Комната была почти пуста, не считая круглого столика и нескольких кресел.
— Лиза, сделай нам чая, — властно велела старуха и протянула Тимуру руку. — Я Анфиса, просто Анфиса без отчеств и прочей лабуды. Не люблю этого. Вы не похожи на своего отца, — без всякого перехода сообщила она.
— Спасибо, — искренне ответил Тимур.
— Руслан как будто искрился, сверкал, — добавила Анфиса. — А вы матовый, тусклый. Нинель видела в вас что-то другое, не то, что обычные люди. Поэтому на её фотографиях вы как огонек. Жаль, что из-за ревности этой вздорной девчонки Нинель была вынуждена уйти из вашей жизни.
— Какой вредной девчонки? Моей сестры Инги?
— Да нет же, Лизы.
— Меня? — изумилась Лизы, расставляя чашки на крохотном столике. — Что ты такое говоришь, бабушка?
Анфиса посмотрела на неё длинным взглядом, но промолчала.
Тимур тоже посмотрел на Лизу Её взгляд блуждал по узорам на обоях. Испуганно билась тонкая синяя вена на её виске.
— Руслан никогда бы ничем не пожертвовал ради меня, — сказала она сердито. — Тем более, своей драгоценной Нинель. Я так и не поняла, что тогда случилось, — пояснила она для Тимура.
— Из нашей жизни исчезла ушла не только Нинель, но и все её фотографии, — сообщил он Анфисе.
Она встала и молча вышла из комнаты. Тимур ближе склонился к Лизе.
— Что вы сделали тогда? — тихо спросил он.
— Ничего, чтобы хоть как-то на него повлияло.
В комнату вернулась Анфиса, протянула Тимуру огромный альбом.
Страницы были переложены папирусной бумагой, как в старину.
То, что снимки в нем принадлежали Нинель, было понятно сразу. Эти резкие перепады света и цвета было невозможно спутать с рукой другого фотографа. Тимур листал пейзажи и чужие характерные портреты, пока не встретил самого себя. Ту же фотографию, что и в коридоре Анфисы, ветки, снег, восторг в глазах — на левой стороне альбома. И, как продолжение истории, на правой стороне — снова свое фото, но на нем он был несколькими годами старше. Резко очерченный профиль, опущенные веки, недовольный изгиб губ.