Тимур улыбнулся.
— Именно так вы рассказывали о них в детском саду?
— И в начальной школе тоже.
— А на самом деле?..
— Тимур, — серьезно сказала Лиза, — я никогда не говорю о своих родителях.
— Ладно, — ответил Тимур. — Мне в общем-то всё равно.
Лиза согласно моргнула, зевнула и, сложив руки под щекой, точно так, как Тимура учили в детсаде, закрыла глаза. Неужели она так запросто собирается спать?
— Перестань на меня таращиться, — велела Лиза, не открывая глаз.
— А вам жалко?
Ниточка на её губах шевельнулась.
— Я старше тебя на десять лет, — произнесла она, — у меня нет макияжа. Конечно, мне жалко.
— Вообще-то на двенадцать. И без макияжа вы выглядите лучше. Меня пугает ваша боевая расцветка. И стрелки у вас все время смазываются к концу дня, а помада стирается неравномерно. Сначала верхняя губа, а потом нижняя. Это выглядит отвратительно. И кружки потом плохо отмываются, у меня вся посуда в ваших губах. А еще у вас правая лямка бюстгальтера все время сползает. А ваши юбки…
— Боги, — выдохнула Лиза, открывая глаза. Ржавые крапинки влажно блеснули. — Ты очень внимательно на меня смотришь.
— Слишком, — мрачно ответил Тимур. — Я смотрю на вас слишком внимательно.
Лиза ничего не ответила, и только её длинный выдох коснулся его лица.
Первое, что увидел Тимур в квартире Лизиной бабушки — это свою собственную фотографию.
Огромный черно — белый снимок висел аккурат напротив входной двери, которую Лиза открыла своим ключом.
— Бабушка, мы пришли, — крикнула она в тишину распахнутых комнат.
… Он отчетливо вспомнил тот день. Белую рубашку с нелепыми кружевами и широкими рукавами. Мартовскую прохладу. Темные ветки еще голых деревьев на грязном снегу. Нинель в тот момент сказала: «смотри, кто у меня есть» и выпустила из коробки смешного толстого щенка, поэтому на фотографии у Тимура такой восхищенно-восторженный вид.
Его отец ненавидел собак.
Тимур подошел к фотографии, разглядывая тонкого кудрявого мальчика, который обернулся к объективу. Волосы все еще летят вслед за этим стремительным движением, на лице — восторг, упоение, счастье. Черные голые ветки на заднем фоне, грязный бесконечный снег.
У Нинель была фирменная манера обработки фотографий. Резкие черно-белые переходы, чрезмерная ретушь, выхолощенные тени и внезапные цветные акценты. На этом изображении это был ком тающего снега в протянутой руке Тимура. Серые неприятные ручьи, стекающие с его ладони.
Он помнил, как холодно, мокро и гадко ему было.
— Почему эта фотография здесь? — спросил он.
— Наверное потому, что глядя на неё, я жду от каждого дня чего-то хорошего, — ответил ему мягкий незнакомый голос.