Во–первых, безрассудные акции Казинского психиатры во время судебного процесса объясняли, в частности, нарциссическим расстройством личности. А, во–вторых, весьма символичен тот факт, что в годы обучения в Гарварде Казинский не только проникался идеями Фридриха Ницше, Зигмунда Фрейда и Жака Эллюля, но также и участвовал в достаточно бесчеловечных, с точки зрения наших дней, психологических экспериментах, проводившихся под руководством знаменитого американского последователя Карла Густава Юнга — профессора Генри Мюррея...
В этом свете история формирования взглядов Карла Юнга может быть представлена (в дополнение к уже сказанному) и как захватывающий рассказ о человеке нарциссического склада, смолоду искавшем объект для идеализации и в один прекрасный момент наконец–таки разглядевшем отражение своих грез в мерцающих водах философского океана, получив тем самым одно из убедительнейших, на его взгляд, подтверждений собственной грандиозности. Существенное отличие этой истории от неудачных опытов с идеализацией сначала родного отца, а чуть позднее — отца психоанализа состоит в ее изначальной обреченности на успех. Дело в том, что основные персонажи этой беспроигрышной идеализации, к моменту попадания их идей в орбиту юнговских интересов, уже никак не могли помешать данному процессу какими–либо неуместными высказываниями или поступками. Всем им была отведена весьма почетная роль — величественных икон, уже безмолвных, но вместе с тем все еще продолжающих источать совершенно неповторимый философский дурман. Запас оного не исчерпан и поныне. На радость (или на беду?!) Нарциссов, идущих по стопам Карла Густава Юнга.
Глубинная психология стала тем, чем всегда зарекалась не быть. Произошло это отчасти потому, что она, собственно, никогда и не была тем, за что себя выдавала.
Питер Хоманс. Юнг в контексте
ГЛАВА III. Украинский Юнг
До сих пор я вполне намеренно ограничивался рассмотрением некоторых, на мой взгляд, наиболее значимых эпизодов из истории осмысления жизни и учения Карла Густава Юнга в западном мире. Живя и действуя в стране, все еще достаточно удаленной от рассмотренных выше дискуссий, хочу все же попробовать разобраться, сколь велика была эта дистанция прежде и какова она на текущий момент.
При этом разговор о специфически украинской рецепции идей швейцарского психолога и психиатра Карла Густава Юнга, по моему мнению, стоит начинать с двух оговорок. Во–первых, и сами жители Украины и многие иностранцы имеют различные, порой диаметрально противоположные мнения относительно того, что следует считать собственно украинским. Для одних это лишь то, что связано с языком титульной народности нашего государства, который, по их мнению, долгое время подвергался серьезному давлению со стороны официального языка Российской империи, а затем — СССР, то бишь языка русского. Другие, напротив, убеждены, что никакой самобытной украинской культурной традиции не существует, а есть лишь одна из ветвей восточнославянской цивилизации, временно изолированная от ее московско–петербургской метрополии.