Не будучи ни историком Украины, ни теоретиком в области ее нынешнего и будущего состояния, я позволю себе, говоря об «украинской рецепции» идей Карла Юнга, воспользоваться более простой схемой. Украинскими для меня являются все те культурные и интеллектуальные события, которые имели место не только в среде этнических украинцев или профессиональных украиноведов, но и просто на территории нынешнего независимого государства, — невзирая на язык исполнения и на то, с какой из двух вышеуказанных тенденций эти события принято идентифицировать. Сколь бы пророссийской ни была ориентация того или иного лица, говорящего о Юнге (равно как и о чем–либо ином), тот факт, что это сказано в Украине, имеет для нее — Украины — далеко не последнее значение. Об этом, увы, часто забывают так называемые украинские патриоты. Даже самые радикально антиукраинские настроения, раз уж они имеют место в Украине, должны считаться фактом специфически украинского бытия[31].
Во–вторых, речь пойдет об украинской рецепции идей, пусть и всемирно известного, но все же иностранца, едва ли отличавшего Украину от России и уж, конечно, никак свою деятельность с ней не соотносившего. Поэтому вряд ли есть смысл ожидать от меня каких–либо новых сногсшибательных исторических открытий касательно личности Юнга, сделанных на территории Украины. Рассказ об «украинском Юнге» — это прежде всего рассказ об одном из сегментов украинской культурной, социальной и политической истории последних без малого ста лет. Сегмент этот, безусловно, сравнительно узок, но, как я попытаюсь показать, весьма символичен. Украинское восприятие Юнга отражает важнейшие вехи интеллектуальной и социальной жизни Украины и в известной степени может рассматриваться как один из ее элементов.
Такого рода исследовательский мотив — интерес к роли Юнга в общественной жизни, — можно обнаружить и в работах ведущих современных англоязычных историков юнговской мысли. Помимо уже рассмотренной работы Хоманса, о необходимости «социологического анализа юнговских идей в качестве специфической культурной силы» говориться и в нолловском «Культе Юнга» [144, р. 275]. По мнению того же Нолла, с которым трудно не согласиться, подобный интерес оправдан прежде всего тем, что при широкой осведомленности относительно концептуальных составляющих юнгизма (особенно это касается теорий коллективного бессознательного и архетипов) в тени остается крайне важный вопрос о том, как именно эти теории в настоящее время используются. Поэтому информация о том, что где–то не особо утруждают себя тщательным изучением их подлинного исторического и научного статуса, является необычайно ценной. Речь ведь идет, как выражается цитируемый Ноллом Курт Данцигер, «не только о том, что кто–то использует их, но и о том, что этот кто–то использует их по отношению к каким–то другим людям...» [144, р. 9].