Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике (Менжулин) - страница 131

Одно из важнейших отличий шевченковской личности №2 от ее конвенциональной, рациональной напарницы, как показы­вает Грабович, состоит в отношении к украинскому националь­ному бессознательному, к некоей мистической коллективной душе народа. Поэзия, порожденная шевченковской личностью №2, «вызывает специфическое эмоциональное состояние, кото­рое, в свою очередь, активирует “коллективное бессознатель­ное”, ... резонирует с “национальной душой”» [92, р. 11; 15, с. 18­19]. А еще, как явно видно из приведенной цитаты, интерпретация его поэзии, предлагаемая Грабовичем, очень сильно резонирует с мечтой об обнаружении особого «расового бессознательно­го», т.е. той самой мечты, которая длительное время не покида­ла и Карла Густава Юнга. Национальные различия, обнаружи­вающиеся в данном случае, по моему мнению, вторичны по сравнению с принципиальным структурным сходством. Юнг, как и положено немцу, с юношеских лет интересовался ирраци­ональной коллективной душой германского народа, а впослед­ствии понял, что единственный способ приспособиться к реаль­ности, сложившейся в мире после Второй мировой войны, состоит в том, чтобы перевести дискуссию о бессознательном в общечеловеческую плоскость, оставив националистические предрассудки при себе. Такая оценка является превалирующей в современных историко–научных дебатах вокруг Юнга в за­падном мире. Вот мнение на этот счет одного из самых актив­но действующих в настоящий момент западных исследовате­лей Юнга: «... на протяжении 1920–1930–х годов в его [Юнга. —

В.М.] расовой психологии присутствовали черты расистских (в том числе и антисемитской) идеологий. ... В своем после­военном эссе о нацистской Германии («После катастрофы», 1945) он критикует «псевдонаучные расовые теории» немцев, не допуская даже мысли о том, что в его собственных прежних допущениях относительно рас и расовой типологии могли быть хоть какие–либо изъяны» [149, р. 370].

В случае же Тараса Шевченко неприспособленная личность (более юная, как считает Грабович) была захвачена поисками иррациональной и неуловимой правды об украинском прошлом. «Эта правда, — как говорит Грабович, — не поддается проверке путем рациональных исследований или испытаний на полиго­не интеллектуальных размышлений. ... Эту правду, согласно Шевченко, можно познать лишь обратившись к коллективной душе собственного народа» [92, р. 27; 15, с. 34]. С другой сторо­ны, сформировавшаяся в более зрелые годы рациональная, при­способленная личность Шевченко, вынуждена была «реагиро­вать на совсем иной мир» —