Jung first became
intoxicated (курсив мой. —
В.М.) with the mysteries of blood and sexuality...» [141, p. 126]. Значит, возможен и более точный перевод: «был отравлен/заражен» или еще буквальнее: «подвергся интоксикации». В свете соображений, высказываемых мной в конце второй главы, этот вариант представляется значительно более плодотворным.
Юнг в эпицентре: «темные пятна» на «светлом лике»
Несмотря на сильнейшее искушение упомянуть хотя бы вскользь о содержании следующих трех глав «Открытия бессознательного» (с шестой по восьмую), повествующих о Жане, Фрейде и Адлере, тема данного исследования настоятельно требует обратиться к главе девятой, посвященной исключительно фигуре К.–Г. Юнга. Однако, рассматривая элленбергеровскую интерпретацию его мыслей и деяний, следует быть начеку, ибо имеются определенные основания считать ее несколько более субъективной и пристрастной, нежели, скажем, его же интерпретацию Фрейда. Эти основания (которые вовсе не обязательно являются доказательствами!) таковы: во–первых, с Юнгом, в отличие от Жане, Фрейда и Адлера, Элленбергер был знаком лично. Более того, один из первых набросков этой главы читался и правился самим Юнгом незадолго до его смерти. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что оба они — Юнг и Элленбергер — были швейцарцами, что тоже могло в известной степени повлиять на степень критицизма, допускаемого Элленбергером в: адрес своего знаменитого соотечественника. Кроме того, опубликовав «Открытие бессознательного», Элленбергер не приостановил изучение личности Юнга, а напротив, в последующие годы существенно скорректировал некоторые свои взгляды на этот счет[13]. Тем не менее, прежде чем делать окончательные выводы, имеет смысл, как мне кажется, обсудить основные положения, выдвигаемые автором «Открытия бессознательного».
В первом вступительном разделе девятой главы Элленбергер обнародовал множество ценных и неизвестных дотоле данных относительно биографии К.–Г. Юнга. К настоящему моменту многие из приводимых Элленбергером фактов с его легкой руки превратились в общеизвестные истины, перепеваемые на тот или иной лад бесчисленным сонмом авторов, пишущих о великом швейцарце. Однако, поскольку подавляющее большинство подобных исследователей стоят на откровенно проюнговских позициях, целый ряд фактов и наблюдений, обнародованных Элленбергером, подпадает под своеобразное табу умолчания. На этих наиболее острых из всех приводимых Элленбергером фактов и хотелось бы сосредоточить внимание, ибо именно они являются подлинным субстратом исторической критики Юнга.