Поскольку рассмотрение «творческой болезни» у шаманов предваряет использование данного диагноза по отношению к Юнгу, есть все основания предположить, что отрицая идентичность этого заболевания с каким–либо из общеизвестных психотических расстройств, Элленбергер косвенно возражал против трактовки особенностей психического развития Юнга, предложенной видным британским психоаналитиком Дональдом Винникоттом за шесть лет до выхода в свет «Открытия бессознательного». В своей рецензии на «Воспоминания, сновидения, размышления» Винникотт заявил, что вся юнговская автобиография представляет собой описание успешного и творческого столкновения с шизофренией [182]. Однако Винникотом дело не ограничилось. О том, что Юнг страдал психозом, чуть позже говорил и другой британский психоаналитик — Энтони Сторр [172, pp. 16–17]. Кроме того, приверженцы «психотической» гипотезы нашлись позднее и среди юнгианцев: например, один из них — Джозеф Уилрайт — утверждал, что подлинный юнгианский анализ является самым настоящим погружением в психоз, куда пациента ведет тот, кто там уже побывал [179].
Такое единодушие свидетельствует, по крайней мере, о том, что без психической аномальности у Юнга не обошлось. Думаю, что не проведи Элленбергер четкую грань между стандартными психотическими расстройствами и «творческой болезнью», переживаемой шаманами, ему бы, скорее всего, пришлось последовать примеру вышеперечисленных авторов. Благодаря же данному различению появляется возможность взглянуть на биографию Юнга в несколько ином свете. Еще большую убедительность этому «иному видению» придает то, что «творческая болезнь», как представляется Элленбергеру, может быть обнаружена и у другого великого психоаналитика — Зигмунда Фрейда.
В случае с основателем психоанализа отправным пунктом для процедуры заочного психиатрического освидетельствования послужил следующий факт. В общественном мнении длительное время господствовало сформированное еще самим Фрейдом, а впоследствии активно пропагандировавшееся его сторонниками, убеждение, что психоанализ появился на пустом месте, т.е. представлял собой продукт прозрения, осенившего гениального Фрейда по одному богу известным причинам. Однако, как показывает Элленбергер, обнародование некоторых материалов из переписки (длившейся с 1887 по 1904 год) Фрейда с его ранним единомышленником Вильгельмом Флиссом дало возможность взглянуть на проблему по–новому. На самом деле, как выяснилось позднее, в первом издании этой переписки, осуществленном под неусыпным редакторским контролем Анны Фрейд [177], отсутствовали некоторые необычайно важные аспекты. Новое — полное — издание этого ценнейшего исторического источника, подготовленное и выпущенное в 1985 г. под редакцией Джеффри Муссаефф Массона [175], дало общественности новые поводы для сомнений относительно исторической и научной честности основателя психоанализа. Как бы то ни было, даже из опубликованного в 1954 г., стало ясно, что в эти решающие для появления психоанализа годы Фрейд, тогда еще мало кому известный венский врач, испытывал, как он сам выражался, сильный невроз и лечил себя с помощью некоего таинственного «самоанализа».