Она испуганно глаза таращит.
— Не надо… — тихо. Потом громче. — Не надо! Я не хочу! Твоей могу стать. Всё, что угодно. Всё… Но только не так.
— Ты мне не нужна…
Мадина корячится на полу, оттопырив до сих пор голую задницу, цепляется за штанину брюк, умываясь слезами. Трясу ногой.
— Пошла на хер. Или тебя через пять минут по кругу пустят.
Это её подстёгивает. Быстрее всего. Мадина торопливо поправляет одежду. Пальцы и губы трясутся нервной, злобной дрожью. Шипит что-то себе под нос. Как кобра. Голову бы отрезать гадине, как её отцу и дяде. Жду, что выплюнет оскорбление или выкинет что-то. Но Мадина язык прикусывает и выходит торопливо, почти бегом. Сукой побитой покидает дом своего отца.
Ещё раз обвожу взглядом дорогую лепнину, обилие бархата и тяжёлых тканей. Много бабла сюда влито, очень много… Исаев не бедствовал, но хотел укрепить своё положение. Ещё больше.
Не выйдет.
— Ну так, начинаем?
— Да. Начинайте. С камер все записи сняли? — уточняю. Проверить хочу, чем жили Исаевы.
— Сняли. Отвезём, прошерстим.
— Тогда начинайте.
Дом быстро занимается огнём. Весёлым и голодным. Он жрёт всё, несмотря на ценность. Огню плевать на количество нулей в ценнике.
Передвигаюсь к другому дому. Проверив, что внутри никого не осталось — ни людей, ни животных, даю отмашку.
Это долго и муторно. Но лучше самому проверить всё. Чтобы не было лишних изуверских жертв.
***
Впереди ещё треть квартала, а запах гари въелся под кожу. Из-за рёва огня и пожарных сирен едва различаю звон телефона.
— Да.
— Зверь, хача надо бы в больничку, — голос Дрона слышится беспокойным.
— Что с ним? Ты говорил, выкарабкается.
— Говорил. Но сейчас он на волоске от смерти. Пульс, дыхание, температура. Отъезжает к праотцам, короче, — докладывает Дрон. — Здесь у нас не полноценная палата. Оборудование не всё… — оправдывается.
Зубы стискиваю, понимая, что клиника Исаевых пустует сейчас. Без персонала. К тому же доверия к оставшимся нет почти — всех проверить следует.
— Вези его в восстановительный центр. Живо!
— Тебя дождаться?
— Нет! Везите. Пока я доберусь, время потеряете.
Внутри беспокойство растёт. Вроде Ризвана предателем назвали. Не без причин. Есть у него грешки и тайны в прошлом. Но тревогу не выгрызть из нутра так просто. Она рвёт по-живому. Совесть упрекает, что иначе можно было сделать. Он и не сопротивлялся…
Но поздно уже.
Дел наворотил — теперь отвечать придётся.
— Пожарные рвутся со шлангами, — докладывает кто-то из людей. — Чё делать?
— Пусть приглядывают, но не суются. Кто у них за главного? Горденко? Набери его…
Переговоры занимают время. Тут поговорить, там обещать подмазать, чтобы оформлено было всё, как надо. Без лишних проблем.