Но я быстрее приезжаю. Только для того, чтобы пробежаться по коридору, скользкому от крови, и увидеть своими глазами повсеместный разгром, насилие. Пьяный раж зверей банды Пороха.
Далеко уйти не успел. Подсекли. Навалились. Прижали. Сам Порох лично резать на клочки начал. Но так, чтобы я слышал, как орёт в соседней комнате насилуемая раз за разом жена.
— За что?
— Твой отец совершил большую ошибку. Тронул. Моё, — враг пронизывает ледяной бирюзой воспалённых глаз. — Я в ответ заберу всё. Всё, что было у него. До последней капли вашей гнилой крови. До последней монеты.
Кого тронул? Что тронул? Мне до дел отца было далеко. Как до Луны. Всё, что я знал: отец — бизнесмен. Банкир. В тонкости он меня не посвящал. Даже поощрял, что я другую дорогу выбрал.
Но теперь выходит, что отец с Порохом какие-то дела имел криминальные. Подробностей мне не сообщают. Лишь заживо раздирают.
Кажется, в какой-то момент я даже отрубаюсь. Полностью. Совершенно. Сверху на всё смотрю. Вижу огромную лужу крови и тело измочаленное с моим лицом. Мужчина невзрачной внешности поднимается, вытирая лезвие.
— Порох… — голос как сквозь вату пробивается. — Там на подходе силовики. Валить пора!
— Вовремя, — оборачивается Порох. Смотрит на тело. — Я тут закончил. Пора исчезнуть.
Стук шагов. Гогот. Дурное веселье подонков.
Вдалеке слышен вопрос Пороха. Для него, может быть, важный. Но для меня — смысла лишённый.
— Лебедей пристрелили?
Зачем этому утырку ещё и лебедей из пруда в саду отца стрелять?
Кажется, это было последнее, что отчётливо в голове мелькнуло.
Потом был треск огня. Жар, лижущий пятки. Ползком из дома. Зарема мертва. Сын тоже. По пути что-то круглое задел. Голову отца.
Это не дом, а кладбище. Здесь только мертвецы живут.
Прочь…
Гул сильный. От огня или от демонов, ревущих внутри. Несмолкаемый ни на секунду. В больнице провалялся недолго — списывать, как полудохлого собирались. Непомнящим своё имя прикинулся. Вышвырнули в питомник для бомжей. В том изуродованном и перебинтованном никто не признал Рустама Алиева.
Мёртв он. Окончательно. Точка.
Чуть позднее выяснилось, что Порох перед смертью отобрал всё, как и говорил — деньги, ценности, имущество оказалось переписаны на каких-то левых людей. Но везде подпись отца. Чуть кривая. Видно, дрожал, когда подписывал. Хотел выторговать жизнь. Не получилось.
Теперь у Пороха было всё, а у меня — ничего. Так начался путь Зверя.
Капли горячей воды по телу стекают. Уносятся вниз, в сливное отверстие. Кажется, что вода красная. Мыслями омыло и слезами сухими. Жжёт до сих пор. Но уже иначе. Лишь следом, а не раной.