И страны исчезают с лица земли, и крепости сотрясаются…
Почва ушла из-под ног, когда 30 июня 1995 года позвонила сестра Валентина. Она со слезами в голосе, трясущимся голосом, всхлипывая, сообщила, что у мамы инсульт.
– Слава, мама в коме, лежит без сознания, вот-вот умрет…
Это было немыслимо. Удар в самое сердце! Еще месяц назад Вячеслав поздравлял маму с 77-летием, желал счастья, здоровья и долгих лет жизни, и вот сейчас…
«Не может быть! А вдруг еще есть надежда? – думал он. – Я должен успеть, я должен увидеть ее живой! Хотя бы для того, чтобы попросить прощения… Как редко я ее навещал, как неоправданно редко!»
Теперь все дела, которые еще вчера казались важными, неотложными, – они отошли на задний план, превратились в прах, в пыль.
Вячеслав вскочил в машину, в «Жигули» шестой модели, и дал по газам.
Он мчался в родную деревню, в свои Ходулы.
Долгих восемьсот километров. Гнал вперед, а мысли уносились назад, в прошлое, где была мама. Удивительно, как все помнится, будто не было этих десятилетий. Сколько ему было тогда? Три года? Четыре? Когда она купала его в деревянном корыте, намыливая своими руками соломенные волосы Славика, щекотно натирая подмышки. Эти руки, натруженные ладони ее, их тепло до сих пор пребывает с ним. Неосознанно и неявно, может, лишь в мирных снах, – но все-таки с ним. Укрепляя и поддерживая в трудный час. И если бы не было рук материнских, он был бы не тот. Кажется, как поставила София Петровна Славу на прохладный деревянный пол, поддерживая при первых шагах и радуясь им, так до сих пор не отпустила, год за годом оберегая от неверных шагов и падений.
Он мчал в Ходулы, а в голове крутилось кино из детства. Вот пятилетний Слава нашел в огороде медную гильзу, военный трофей, и зачем-то начал дырявить лист старого фикуса. Фикус, наверное, еще до его рождения посадила бабушка Аксинья. За годы он вымахал так, что теперь занимал почти четверть дома. Ни у кого в деревне такой реликвии не было! И тут эта гильза… Мама тут же увидела. «Ты зачем это делаешь?» – и сочно шлепнула Славу по голой попке тяжелой ладонью. Не сильно, конечно. Но так обидно! А главное – в первый раз. До этого мальчишку никто так не наказывал. Уж лучше б ремнем, чем рукой. Он так любил руки матери! Они одевали его по утрам, накрывали на стол, гладили по волосам перед сном, но по попе – ни разу!