Не буду об этом думать, не сейчас. Я улыбнулась, наблюдая, как Городецкий, сидя на кровати по-турецки, разливает по чашкам кофе. Мы заказали обед в номер, и пока мылись в душе (назовём это так), его успели принести.
— Иди сюда, Аленка, — улыбнулся Городецкий, постучав ладонью рядом с собой.
Я уселась на кровать рядом с ним, начиная чувствовать зверский аппетит.
— Налетай, — улыбнулся мне, я не стала отказываться.
Мы ели, поглядывая друг на друга, а когда отставили тарелки, я забралась на него сверху.
— Аленка, — он снова улыбнулся, боже, как мне нравится такая его улыбка, беззаботная и ласковая, — ты ненасытна.
— Ещё как, — согласилась я, целуя его.
Он повалил меня на кровать, оказавшись сверху. Смотрел внимательно, словно запоминал каждую черточку. Погладил пальцами скулу.
— Ты очень красивая, — сказал мне.
— Спасибо.
И мы снова уставились друг на друга, а потом он принялся меня целовать, медленно, ласково, и я снова растворилась в нем.
За окном не темнело, но все же ощущалось наступление вечера, я сидела на диване, перебирая руками волосы Городецкого, он лежал, устроив голову у меня на коленях. Писал какие-то важные письма по работе. А я вдруг поняла, что ничего о нем не знаю. И когда он отложил ноут и поднял голову, чтобы посмотреть на меня, сказала:
— Расскажите мне о себе.
Немного поглазев, он опустил голову, спросил:
— Что ты хочешь знать?
Я пожала плечами.
— Все.
Снова посмотрев, Пал Сергеич сел напротив.
— Тебе может не понравиться, — ответил серьезно.
Мы встретились взглядами.
— Ну и что. Расскажите.
Городецкий немного подумал, глядя в сторону.
— Даже не знаю, с чего начать… Я всегда любил учиться. Всю школу проездил по олимпиадам. Мечтал поступить в Москву, я ведь издалека, из Владика, — заметил мне, я только рот открыла, была уверена, что Городецкий у нас коренной москвич. — На одной из олимпиад познакомился с профессором нашего вуза. Звезды сошлись. Он настоятельно велел мне поступать к ним. Я и поступил, он тащил меня через все эти бумажные волокиты и препоны по карьерной лестнице. Мне кажется, больше меня хотел, чтобы я стал преподавателем. Мне нравилось, наука всегда нравилась, но я понимал: ей на жизнь не заработать. А хотелось жить и ни в чем себе не отказывать.
Пал Сергеич немного подумал, прежде чем продолжил:
— Женщин у меня было много.
— Кто бы сомневался, — не удержалась я.
— Боюсь, даже больше, чем ты себе представляешь, — усмехнулся он.
— Я вообще себе ничего такого не представляла.
— И хорошо. Люба среди них была одной из. Появлялась периодически, потом исчезала. Я никогда не рассматривал ее всерьез. Да и никого не рассматривал, мне тогда не до брака было. Я учился, занимался наукой и при этом пытался заработать. Потом Люба вдруг забеременела, утверждала, что от меня. Но мне, если честно, было по барабану. Какие дети, спрашивается? И уже когда Денис родился… — Городецкий замер, подбирая слова, посмотрел на меня. — У Любы отец был крутой мужик, из бандитов, как раз поднялся в девяностых. Вот я и подумал, что это неплохой способ заиметь нужные связи. Отец быстро просек, что я не дурак, приобщил к делам, и я стал заниматься финансовыми операциями. С одной пометочкой: незаконными. Обстряпывал так, чтобы комар носа не подточил. Так мы и жили, счастливо, но, к сожалению, недолго. Я понимал, что Дмитрий Семёныч, отец Любы, наверняка, собирает на меня бумажки, и сам занимался тем же. Только через пять лет случилось непредвиденное: сердечный приступ, никого не оказалось рядом. Васильчиков умер, и весь его бизнес перешёл мне по завещанию. Пришлось хорошо побороться, чтобы меня признали…