Мы молча поднялись на этаж, зашли в квартиру, я тут же ретировалась в кухню и уселась за стол, чтобы оказаться подальше от Городецкого. Он сел напротив.
— Так что там со свадьбой? — задала вопрос.
— Я хотел бы узнать у тебя. Почему ты ее не отменила?
— А почему я должна была ее отменить? — я сделала непонимающее лицо. Городецкий вздернул брови.
— Ну а как же Питер? Скажешь, это для тебя ничего не значило?
— Пал Сергеич, — улыбнулась я, — давайте откровенно. Между нами было притяжение, но после того дня оно прошло. Вы женатый человек, я собираюсь замуж. Давайте не будем усложнять.
Смотреть непроницаемо, смотреть непроницаемо. Как же хочется его обнять, зарыться руками в волосы, залезть на него и не слезать… всю оставшуюся жизнь. Божечки мои, он меня сейчас проклянет, судя по взгляду.
— То есть ты хочешь выйти замуж за моего сына? — спросил Городецкий, совершенно не выказывая эмоций. Я кивнула. — А если я перекрою ему денежный поток?
— Это вроде мести? Не думаю, что Любовь Дмитриевна вам позволит. И да, я все равно выйду за него. Потому что я так хочу. Простите, если я… то есть я хочу сказать, мое желание заняться с вами… сексом, — боже, как же трудно это говорить, — и наше притяжение… оно было только на физиологическом уровне. Теперь оно удовлетворено и прошло.
Я замолчала, глядя на него. Он рассматривал меня так, словно видел впервые в жизни.
— Что ж, — сказал, вставая, — это твой выбор.
И ушёл. Вот так просто взял и ушёл.
Закрылась дверь, и вместе с ней закрылось все, что было связано с Павлом Сергеевичем Городецким. А этого вдруг оказалось так много, воспоминания лезли в мою голову, не давая отвлечься, забыться. Хотелось волком выть, и единственное, что утешало меня, это мысль о том, что я делаю это, чтобы его спасти.
— Какая же ты красивая, доченька! — мама оправила мое платье, хотя оно и так сидело идеально.
Я смотрела в зеркало и чувствовала пустоту. Четыре дня без Городецкого. А впереди ещё целая жизнь. И он будет меня ненавидеть, ко всему прочему. Рубацкий, позвонив на следующий день, похвалил меня за правильное решение. Повесив трубку, я разбила телефон о стену. Что же мне делать? Это ведь ненормально, я не хочу замуж, не хочу быть с Денисом, жить, спать. Не хочу сюсюкать с мамочкой, чтобы подобраться ближе и выведать, где этот чертов компромат…
Вечером Рубацкий объявился собственной персоной, объяснял, разъяснял. Мне дали полгода. Точнее, пожелали уложиться в этот срок.
— А если компромата у них нет? — додумалась спросить я.
— Тогда наша с вами сделка накроется, — не обманул он меня своей улыбкой, ох, не обманул.