— Подожди, — казалось, что Люське не хватало воздуха. — Это что?
Маша забрала рисунок, и он моментально скрутился обратно.
— По всей видимости, портрет твоей матери…
Люська отпрянул. На его лице возникла брезгливая гримаса.
— Она что, голая перед кем-то сидела?
От негодования Машу просто захлестнуло.
— Как ты можешь?! Это… это прекрасно! Подожди, может здесь есть подпись… — она снова развернула рисунок, но имени не нашла. Внизу находилось лишь полустёртое короткое слово «Ты…».
Люська хрустнул пальцами, сжимая их в кулак.
— Если ты будешь так реагировать, то я заберу картину себе, — пригрозила Маша.
Люська, весь красный, отвернулся.
— Выдохни и подумай, — Маша засобиралась, укладывая карандаши и палитру в простой пластиковый пакет, выданный Люськой, — и не ищи меня пока. Я зайду вечером. Мне тоже надо побыть одной…
Она довольно быстро дошла до берега реки. Солнце опять припекало, словно час назад и не думало разлиться дождём. Но Маше было уже наплевать на любые погодные изменения. Ей хотелось тишины и покоя. Хотелось взять в руки карандаш, сфокусироваться на белой поверхности листа, сделать первое движение…
«Чёрт возьми, — Маша вздрогнула от стремительной, как молния, мысли. — А вдруг это…»
Она судорожно полезла в карман и достала сложенное письмо, которое так и лежало в её джинсах после посещения кабинета Николая Августовича Цапельского.
«Душа моя, Радость моя, Боль моя…» — Маша наспех запихивала обратно в пакет только что выложенные принадлежности. Ей просто необходимо было встретиться с Катей. Но с каждым мгновением решимость покидала её. Что она скажет домоправительнице? «Смотрите, Катя, что я нашла! Ну-ка, расскажите, кто написал это письмо, кто нарисовал голой вашу соседку, и почему Зина покончила собой? Дивно… как бы тебя саму не упекли за все твои домыслы и обвинения, Рощина…»
Маша никак не могла остановить поток мыслей, закручивающихся сейчас вихрем в её голове. Чтобы угомонить этот ураган, нельзя было просто забыть и выкинуть факты из головы, следовало разобраться во всём, ответить на все вопросы. А чтобы сделать это, ей необходимо было оказаться в доме Цапельских всеми правдами и неправдами. Но каким образом это сделать, Маша решительно не представляла. И всё же она пошла туда на свой страх и риск.
Первым, кого Маша увидела, был Борис Егорович. Он разговаривал с полицейским и, слушая его объяснения, кивал головой. Маша ускорила шаг.
— Здравствуйте! — с ходу начала она. — Вы должны меня выслушать! Это я…
Борис Егорович резко обернулся и, больно ухватив Машу за плечо, потащил в сторону. Из дома вышел ещё один мужчина. В руках у него были мусорные пакеты.