Серафима несколько раз возвращалась к тому, какой блистательной исполнительницей она могла бы стать, и какую жертву потребовала от неё любовь к матери. Рефреном к её монологу звучало недовольство выбором брата и завещанием отца, оспорить которое так же не давала мать. Впрочем, жизнь Цапельской вряд ли можно было назвать неудачной, по мнению Маши, — она никогда не работала и жила на всём готовом. Могла уехать жить в город, оставив Софью Дмитриевну на попечение той же Кати, но сознательно не делала этого. Маше было странно слышать её недовольство Николаевским и видеть пренебрежительное отношение к дому. Серафима напомнила ей собаку на сене, которая и сама не ам, и другим не дам. Даже не одну собаку, а ещё ту, которая лает, да не кусается.
У Маши слипались глаза, и она постоянно вздрагивала, когда голова опускалась на грудь. Голос Цапельской то затихал, то вновь врывался в её уши отрывистыми фразами.
— … вечно вокруг него таскались… а она его любила… ученица Рубинштейна… меня с трёх лет за рояль… а Сашеньку чуть не осудили… добавил масла в огонь… Мишка всё подстроил…
— Маша, Маша!
На её плечо легла тёплая рука.
Маша вынырнула из сонного оцепенения. Кресло продолжало ещё ритмично качаться, но Серафимы уже не было. Катя стояла рядом и гладила её по голове. Маша отстранилась и, вдруг опомнившись, склонилась, поднимая с пола пакет. Почувствовав привычную тяжесть, успокоилась, хоть её и раздирало желание проверить наличие собранных улик.
С подозрением взглянув на Катю, Маша выдавила из себя улыбку:
— Пирог очень вкусный, спасибо. Наверное именно из-за него меня сморило.
— Вам нужно поспать, Машенька, идите…
— А Серафима Николаевна давно ушла?
— Только что, — Катя стала собирать посуду со стола. — Это очень хорошо, что вы вот так, по-семейному, посидели… Давно я не видела, чтобы Симочка, — она поискала подходящее слово, — так расслабилась. — Покрутив перед собой бутылку из-под вина, Катя многозначительно усмехнулась. — И слава Богу…
— Тогда я тоже пойду, пожалуй. — Маша решительно встала.
— Она ничего не спрашивала вас о… — Катя смутилась.
— Да ей моё мнение вообще по фигу, — просто ответила Маша. — Театр одного актёра. Всё мне ясно — я Косте не подхожу и бла-бла-бла… — Маша открыла было рот, чтобы добавить парочку нелестных эпитетов о самой себе, но внезапно передумала. Фразы, которые она слышала в полусне, сейчас старались торопливо выстроиться в ровную цепочку и обрести понятный смысл.
— Катя, а Миша это…
— Отец Дарьи.
— Ну да, конечно… Что-то там связано с Александром Николаевичем.