— Маш, ну?! — Люсьен напряжённо смотрел на неё, пытаясь догадаться о том, что произошло.
— Я тебе всё расскажу, но позже. Сейчас надо людей покормить. И вообще… помогай мне…
Посреди двора быстро поставили стол, вокруг него табуретки. Придвинули лавку. Люсьен и Маша по очереди бегали в дом, чтобы принести тарелки и стопки. В чулане стояло несколько бутылок водки. Вскоре появилась Роза. Трясущимися руками она выставляла на стол нехитрые закуски, состоящие, видимо, из разносолов её погреба.
— Хотела картошки ещё сварить… — извинялась она, всё время вытирая ладони о фартук. — Но они говорят, — кивнула на свои окна, — что ещё допрашивать будут. Сейчас на заднем дворе всё осматривают. Отпустили помочь… Я ведь не скрываюсь. Что я, преступница какая? Ни ног, ни рук не чувствую! Сама не знаю, как так вышло. Скотина, и та, трясётся…
— Роза, конечно… — Маша участливо посмотрела на соседку. — Вы идите в дом, я здесь всё сама, ладно?
— А что… — начал было Люсьен, но Маша так на него посмотрела, что он предпочёл замолчать.
Вздохнув, Роза поплелась к калитке.
Маша видела, что Люсьен нервничает. Её тоже ещё трясло. Простые действия лишь немного отвлекали от пережитого ужаса, поэтому приходилось прикладывать усилия, чтобы нечаянно не выронить тарелку или стакан из рук. Николаевские жители подходили к столу, выпивали, закусывали, что-то говорили Люське. Она не вслушивалась, потому что всё сводилось к одному — «держись», «сирота», и «устраивай свою жизнь».
Маша дала первые показания сразу же после случившегося. Костя держал её за руку и время от времени пожимал ладонь, чтобы придать сил. Маша говорила медленно и вдумчиво. Ей хотелось, чтобы этот следователь Гаврилов понял всё правильно. И кажется, у неё это получилось. Она запомнила разговор с Борисом Егоровичем практически дословно, но как бы ни пыталась выискать в своей памяти ещё что-нибудь, следовало признать, что она была в одном единственном шаге от имени убийцы. Если бы он не рассказал ей, то уж бывшие коллеги-то смогли бы выяснить, кто убил отца Люськи. Та, с кем Хвошню связывали личные отношения. Но кто?!
— Вы должны во всём разобраться! — настойчиво повторяла она Гаврилову. — В каждом деле, которое раньше вёл Хвошня, могут быть несостыковки, понимаете?
— Понимаю, — отвечал тот, хмуря брови.
Через полтора часа, когда во дворе осталось трое мужиков, они с Люськой ушли к нему в дом. Костя и остальные члены опергруппы находились у Розы, и Маша понимала, что мешать им сейчас не нужно.
— Представь, как у меня крыша поехала, когда я его увидел? — Люсьен устало выдохнул и потёр лицо и шею. — Мне ведь Костян что сказал? Что машину Хвошни видели на выезде. Туда они и ломанулись с бригадой заранее. А вот как получилось… Считай, подставили тебя.