— Не жди от меня, девочка, того, чего я никогда не смогу тебе дать. Ты уже взрослая и сама всё понимаешь.
Молчу. Жду. Слушаю. Чувствую, как мой хрупкий мир из грёз и эфемерных планов неумолимо рушится. А о чём, собственно, я грезила, чего ждала? Мне ведь и не нужно было ничего, кроме как видеть его на парах да ходить до трамвайной остановки каждый день. Быть, хоть иногда, рядом, мечтать о невинном прикосновении к руке, чтобы впитать, хотя бы малюсеньким кусочком кожи, частицу его энергетического поля.
— Между нами может быть лишь одна— единственная форма отношений это — «вампир — источник». И если ты согласна, то я готов рассмотреть твоё предложение, тем более, мой источник недавно умер, и вакансия свободна.
Что это? Дождь? Слёзы? Но, если дождь, почему он такой горячий? Больше не будет прогулок до остановки, и руку на плечо он мне больше не положит. Как жестоко с его стороны отнимать у меня это! А как спокойно он говорит о смерти того бедняги, или бедняжки! Кем был этот источник мужчиной или женщиной? Учился? Работал?
Фары проезжающих машин, огни светофоров, горящие вывески магазинов, в пасмурных клубящихся сумерках кажутся ещё ярче, пахнет мокрой землёй, бензином и терпким, грустным запахом палой листвы.
— Не льстите себе, Хальвар, — чуть слышно шепчут мои губы. — Я даже и не думала…
Как же хочется ответить нечто остроумное, колкое, ставящее на место. Чтобы вампир удивился, почувствовал себя неловко. Но ничего подобного в голову не приходит.
Скорей бы очутится рядом с Дашкой, в салоне трамвая. Там светло, тепло и сухо, там мягкие сидения. Я расскажу ей всё— всё, и она пожалеет, как всегда жалела.
— Вот и славно, — улыбается вампир. — Меня радует то, что твои чувства ко мне — всего лишь детская влюблённость. Клянусь пламенем, я не хочу тебя убивать, Кристина. А жизнь со мной, как и с любым другим вампиром — это смерть, медленная, красивая, но смерть. Живи, девочка моя, встречайся с мальчиками, выходи замуж, рожай детей.
* * *
— Ох, и балда ты, — смеётся в трубку Дашка. — Нашла в кого влюбиться, в вампира! Чем тебя человеческие парни не устраивают?
Вздыхаю, соглашаюсь с подругой. В комнате темно. Дом напротив напоминает рождественскую ёлку. Горят разноцветные окошки, словно огоньки гирлянд, и от того пятиэтажка кажется нарядной. По потолку скользят отражения фар, то жёлтые, то красные. Я лежу на своей кровати, слушаю Дашкин голос, радуясь наказанию, что придумал мне отец. После разговора с вампиром, отец вошёл ко мне в комнату и сказал, что объявляет мне бойкот. Несколькими годами раньше, я бы извелась от чувства вины, ходила бы за родителям, словно собака, вымаливая прощение и оправдываясь. Но сейчас мне его молчание было даже на руку. Никто не заставлял меня сидеть за учебниками, не подбирал одежду на завтрашний день, не устраивал допросов, на тему, где я была и почему так долго. Да, глажка одежды выходила не совсем удачно, еда получалась то недоваренной, то подгоревшей. Но это была свобода, пусть временная, но всё же.