Вот укололи Светку, незнакомого мужика, Регину, Дашку. С сияющими улыбками победителей, гордые и уже почти свободные люди возвращались на своё место, любовно поглядывая на красный пузырёк, оставшийся после укола.
Моя фамилия прозвучала резко, подобно грому в погожий денёк. Я затаилась, в надежде, что среди множества лиц, за широкими спинами, меня не будет видно. Ведь могла же я не явиться на собрание.
— Твоя наивность просто бесит, — усмехнулась гиена, когда я пригнулась, прячась от бегающих глазок Игната. — Не увидит он, заметят другие.
Так и вышло. Бабка, что сидела рядом со мной, источая густой дух прогорклого масла и щей, завопила:
— Тут она, тут, миленький! Робеет, прячется.
Всё, нашли. Вскакиваю с места, стараясь протиснуться к выходу. Люди, думая, что пропускают меня к сцене, не задерживают, предоставляют возможность пройти. До выхода остаётся несколько шагов, а там— улица, чёрная и морозная, пахнущая баней. Добегу до трассы, здесь не так далеко, поймаю попутку, и в город. Вот она — спасительная дверь. Шаг, ещё шаг. Хватаюсь за дверную ручку. Она, противно — тёплая, липкая, обтёртая множеством пальцев. Не успеваю. Чьи-то руки хватают меня за талию, тянут назад.
— Куда намылилась? — спрашивает мужик.
Оборачиваюсь, вижу его усики болотного цвета, в которых застряли табачные крошки, вздутые лиловые мешки под глазами, чую крепкий спиртной дух.
— Нет! — отчаянно кричу я, хватаясь за ручку, словно за спасательный круг. — Я не хочу. Вы не имеете права меня заставлять!
Знаю, что моё сопротивление будет подавлено, что никому не интересно, чего я хочу, а чего нет. Напротив, им легче разорвать меня на куски, чем с миром отпустить. Но, несмотря на это, продолжаю кричать и вырываться, даже тогда, когда меня волокут на сцену, распластывают на полу, и вкалывают в вену амгру. Тело тут же становится неподвижным, во рту разливается омерзительный аммиачный вкус, горло сжимается в спазме, перед глазами вращаются чёрные колёса с жёлтыми спицами.
— Что за херня? — удивлённо произносит чей-то незнакомый голос. — Помирает что— ли?
— Унесите! — командует Игнат, и это слово ярко-голубой молнией болезненно вспыхивает. От затылка по позвоночнику бежит боль электрическим разрядом. Моё тело содрогается, мышцы натягиваются струной, грозясь лопнуть. Я выгибаюсь, упираясь пятками о дерево сцены, голова запрокидывается к потолку. Мне в глаза светят холодные люминесцентные лампы. Боль, адская, неукротимая. Она гудит во мне, бежит по венам раскалённой лавой, царапает в горле тысячей кошачьих лап, сдавливает кости прессом, тянет мышцы и сухожилья, выворачивает суставы.