При появлении лиора тело приподняли, сохраняя видимость того, что женщина стоит на ногах, а то, что ее поддерживает ратник, так ведь и по пути до башни ее несли на руках. Петлю, завязанную особым узлом, накинули на шею трупу, и, конечно, он гордо промолчал, когда лиор спросил о последнем желании. Райверн отыгрывал свою роль до последнего, вновь отвлекая Тайрада от наблюдений за тем, как тело перекидывают за стену. Впрочем, лиор и не был любителем рассматривать во всех подробностях сцену казни. Потому с легкостью переключился на рассуждения, услышав молитву Дин-Кейра. Труп улетел за стену, веревка развязалась при натяжении, и молчаливый свидетель заговора улетел в реку.
Однако труп далеко не уплыл, зацепился за какую-то корягу, упавшую в реку. Это рассказали телохранители уже утром, а ночью они стремглав бросились вниз, как только лиор начал сыпать угрозами. Здесь их даже не надо было подгонять, воины прекрасно понимали, чем им грозит участие в представлении риора Дин-Одела. Они первыми осмотрели берега речушки и нашли тело. Вытащили из воды, и, пока один из них продолжал изображать поиски, второй унес труп подальше от берега в лес, где и спрятал от досужих взоров. Так что следующие ратники, отправленные лиором, искали уже ветер в горах. Покойницы в реке не было и быть не могло.
Савер и Райверн тем временем вынесли спящую Альвию поближе к кухне. Там и спрятали до утра, положив на телегу и закидав пустыми мешками и прочим хламом. Савер остался охранять телегу, а риор отправился в захваченные покои, где с чистой совестью ушел в запой. Утром верный слуга увез лиори из замка и спрятал в заброшенной сторожке егеря. Дин-Кейр тем временем убивался, упивался и издевался над взбешенным Тайрадом, ожидая, когда терпение господина иссякнет, и он прогонит страдальца прочь.
— Райв.
Он очнулся от своих мыслей и посмотрел на Альвию. Лицо лиори казалось спокойным, но риор не обманывался этим показным спокойствием, прекрасно понимая, что чувствует сейчас связанная женщина, которую увозят всё дальше от дома. А еще Райверн помнил, кем является для нее, потому ни на минуту не поверил ни ровному тону, ни невозмутимости, отразившейся в чертах Перворожденной.
— Мне нечего сказать тебе, Али, — устало произнес Дин-Кейр. — Ничего из того, что ты хотела бы услышать.
— Тогда скажи то, о чем готов говорить, — потребовала Альвия.
— Я ошибся, лиори, — ответил риор. — Я не готов разговаривать.
— Тебе придется…
— Нет, — он мотнул головой и выпустил из кулака свободной руки амулет. Чародейская безделушка повисла на шнурке, слегка ударив лиори по коленке. Она опустила взгляд, чтобы увидеть, что коснулось ее. После сверкнула гневом во взоре: