— Не смей мне указывать, — прошипел Райверн, бешено сверкнув глазами.
Придворные успели уже удалиться, и никто не увидел эту вспышку ярости, кроме стражи и распорядителя. Дин-Кейр выдохнул, отпустил Трима и независимо повел плечами. Холлер, покачав головой, обменялся взглядом с товарищем. Тот на мгновение скривился, бросив на Кейра злой взгляд, но тряхнул коротко остриженными волосами и выдохнул, заставляя себя успокоиться. Впрочем, безумца соображения и злость горцев волновали мало.
Он вошел в большую трапезную залу, не видя ничего и никого вокруг, кроме тех, кто кого желал видеть. Сейчас изгнаннику были безразличны и взгляды бывших соотечественников, и вновь притихшие голоса. Взор чуть расширенных глаз был устремлен на лиори.
— Высокородный риор, — остановил его распорядитель, когда Дин-Кейр прошел мимо него.
Райверн поджал губы, бросил еще один взгляд на Альвию, кажется, совсем не замечавшую его, и последовал на указанное место. В этот раз Перворожденная отошла от обычая. Посольства усаживали ближе к правителю, но сегодня место хартиям определили в удалении от лиори, на другом конце длинного стола. Придворные скрывали их от взора Перворожденной, как и ее от взгляда того, кого она не желала видеть, но была вынуждена терпеть.
Ладонь Холлера легла на плечо Райверна, хартий надавил, заставляя Дин-Кейра усесться. Они с Тримом разместились по обе стороны от изгнанника, закрывая его от боржцев мощным телом Трима, оставив под своим присмотром. Впрочем, Райверн, кажется, растерял весь пыл, как только оказался сидящим на стуле. Его взгляд устремился на стол, и риор затих, перестав обращать внимание на тех, кто находился в трапезной. Горцы немного расслабились и понадеялись, что разум возвращается к их товарищу. Дин-Кейру было плевать и на эти чаяния хартиев, он продолжал гореть в костре своей памяти…
— Здесь красиво…
Прозрачный ручей бежит по круглым камешкам с хрустальным перезвоном. Под ногами стелется изумрудным ковром мягкая трава. Солнечный свет заливает рощу, ныряет в густые кроны деревьев, сползает по шершавым стволам и, крадучись, подбирается к девушке, присевшей возле ручья. Она сложила ладони чашей и опустила в прохладную воду, зачерпнула ее и повернулась к молодому риору, щурясь от яркого света.
— Кажется, ты хотел пить?
Он не хотел, его жажда была иной. И все-таки, глядя в глаза своей спутницы, вдруг ощутил, как пересохло в горле. Риор опустился на колени подле дочери лиора, сжал ладонями ее руки и почувствовал, как вода убегает сквозь тонкие пальцы Альвии.
— Пей же, — говорит она. Губы лейры подрагивают, она пытается сдержать улыбку, но она всё равно прорывается наружу. Смущенная, чистая, ласковая…