Льюис больше не чувствовал себя демоном плотских утех. Теперь ему казалось, что он вдруг стал немного похожим на человека. Удивительно, но данное ощущение открывало некие новые возможности. Ему больше не надо было изображать из себя кого-то. Все роли осыпались в прах.
И в застывшем в воображаемом безвременье мгновении Льюис осознал, что способен… Это странное слово ускользало из мыслей, но вполне сформировалось где-то внутри его. Невозможно было его прогнать или вытеснить чем-то еще. Ничего похожего на это понятие нет и, наверное, не будет…
Его светлая демонесса отдавалась ему снова и снова. И Льюис никак не мог утолить свою жажду, прерваться, прекратить брать ее снова и снова. Он не мог. Не мог перестать целовать немного припухшие от его требовательных поцелуев девичьи губы, мять красоту жаждущих ласк округлостей с затвердевшими горошинами и темными ареолами вокруг. Он не мог перестать бесконечно вылизывать ее сладкий, источающий дурманящий запах цветок, расположенный между стройных разведенных в стороны ножек. Он хотел демонессу до безумия и понимал, что это не просто влечение, а нечто большее.
Льюис не желал прерываться еще и оттого, что в этом случае пришлось бы вернуться к ненавистному для него разговору. А следом за этим и мыслям о ее долге перед этим парнем! Как не ревновать! Льюис не мог себе представить разницы между любовью к брату и любовью к нему — демону.
А она любила Демона! О, да! Он наслаждался этим знанием, как если бы вдруг получил в подарок редчайшее сокровище.
Омела была его сокровищем!
Налитую сладким соком виноградину он аккуратно перекатывал по ее животу, а затем небрежным движением оставлял в пупочной впадине. Прокладывая горячую дорожку из поцелуев от измученных сосков до живота, захватывал виноградину губами и спускался ниже. А когда аккуратно и медленно начинал перекатывать виноградину языком по спрятавшемуся клитору, его светлая демонесса замирала, словно чего-то опасаясь. Глупая девочка. Она когда-нибудь, конечно, привыкнет к его странностям…
Через виноградину он чувствовал языком, как начинает бешено пульсировать ее клитор. Но хотелось ощутить ее волны пальцами. И Льюис, осторожно вводил средний палец в пылающее мокрое лоно. До упора. Медленно согнув палец, подушечкой нащупывал пульсирующую точку…
Ее руки, с силой вцепившись в промокшие от ласк простыни, едва подрагивали. Тело выгнулось, но застыло, словно изящная скульптура. Еще мгновение. Еще чуть-чуть его ласк, и она забьется и заплачет от очередного удовольствия. Его маленькая сладкая девочка…