— А ты ему нужна была как зритель?
— Я не знаю. Но как только он мне позвонил, я поехала к нему, чтобы тебя вытащить оттуда. По дороге Дава набрала, всё рассказала.
— Понятно.
Проходит от силы несколько секунд и я поднимаюсь со стула. Оксана следит за каждым моим движением, и на её лице написано искреннее сожаление. Которое мне совсем не нужно. Это последний раз, когда мы с ней видимся. По крайней мере, мне хочется в это верить.
— Аль… я много дерьма тебе сделала. Подстраивала всякую хрень, но мне сейчас так стыдно за это, ты веришь?
Она снова приподнимается на локтях, видимо, понимает, что ещё немного, и у неё не останется шанса договорить. Просто будет некому сказать всё, что она желает.
— Верю, Оксан. Но сейчас всё.
Я отхожу к двери, и когда слышу короткое «Аля», сорвавшееся с губ Окс, словно последняя мольба, добавляю:
— Прощай. Я надеюсь, мы больше никогда с тобой не увидимся.
Это действительно конец. Нашей дружбе, тому, что было мне безумно дорого. Очень важному этапу моей жизни, который теперь остался позади. И как бы ни было горько сейчас, я знала — у меня впереди новая ступень, и рядом со мной будет Давид Невский, мужчина, которого я люблю и за которого готова отдать всё.
— О чём говорили? — словно бы невзначай интересуется Дав, когда мы отъезжаем от больницы на приличное расстояние. Слова произносит тоном, окрашенным нотками безразличия, и если бы я не знала Невского так хорошо, поверила бы в это показное равнодушие.
— Обо всём. И ни о чём сразу. Она просто рассказала мне свою версию событий.
— И? Эта версия тебя успокоила?
— Ты знаешь… да. Успокоила. Мне этого не хватало.
— Хорошо.
Мы останавливаемся на светофоре, и Невский смотрит в зеркало заднего вида, на приборную панель, на экран мобильного. Куда угодно, только не на меня.
— Эй…
Я тянусь к нему. Хочется почувствовать на губах его поцелуй и поверить в то, что Дав действительно со мной, а всё остальное — ерунда.
— Я просто безумно за тебя боюсь, понимаешь? — Невский обхватывает ладонью моё лицо, притягивает меня к себе и целует. Нам уже начинают сигналить те, кому мы перекрыли дорогу. — Боюсь тебя потерять.
— Ты меня не потеряешь, — заверяю его, хватая ртом воздух, словно мне не хватает кислорода. — И давай уже двигаться в сторону дома, пока нас не съели заживо.
У подъезда нас ждёт ещё один «сюрприз» — папа Славы собственной персоной. Он тоже теперь мало походит на того мужчину, которого я помню. Поседел, постарел и кажется меньше. Может, это потому, что и он, и Оксана больше не имеют для меня такого значения?
— Посиди в машине, я сам.