— Нет, мне ещё не хватало какого-нибудь мордобоя.
— Аленький, ты слишком плохо обо мне думаешь.
Вопреки полуприказу Невского, я тоже выхожу из машины. Давид встаёт так, чтобы я оказалась позади него. Будто боится, что отец Славы достанет нож и накинется на меня. А мне снова на память приходят слова мамы о том, что Невский не придёт в себя, пока мы не уедем. И сейчас сама испытываю то же самое.
— У нас сегодня не приёмный день, — мрачно оповещает он папу Славы, пока тот пытается поймать мой взгляд. — И завтра тоже. И через год.
— Давид… я приехал просить не топить моего сына.
Это звучит так нелепо и неожиданно, что я не сдерживаюсь — изо рта вырывается нервный смешок. А вот мужчины серьёзны.
— Ваш сын себя сам утопил. Но если он ещё раз окажется возле Альбины, я за себя не ручаюсь.
— Он не окажется. Я лично за этим прослежу. Я отправлю его в другую страну. Он больше сюда не вернётся.
— Нет уж, спасибо, мы сами планируем уехать, и гадать, не оказался ли ваш сыночек-псих возле нас снова — не хочется.
— Куда вы едете?
У Дава делается такое лицо, словно он готов своими руками запихнуть Славиного отца в машину и отправить ту в адскую бездну.
— Вы сейчас серьёзно? Может вам ещё точный адрес сказать? Только время нам тогда дайте, накроем стол, чтобы Славика вашего встретить.
Невский закрывает машину, берёт меня за руку и ведёт в сторону дома, и тут случается неожиданное — папа Славы бросается ко мне, хватает за плечо, разворачивает к себе и падает передо мной на колени. Вцепляется в одежду, бормочет что-то про то, чтобы мы помогли ему вытащить Славу из тюрьмы.
Давид отпихивает его в сторону, а я настолько растеряна, что даже звука из себя вымолвить не могу.
— Держитесь подальше и от Али, и от нас обоих, — цедит он, наклоняясь к отцу Славы. — И сыночка вашего на привязь посадите, если конечно вам всё же удастся ему срок уменьшить или вообще от него избавить. Потому что мне насрать будет — сяду я или нет, если будет стоять выбор грохнуть Славу или оставить в живых. Конечно, при условии, что он окажется в поле зрения.
— Вы ведь знали, что он болен?
Не знаю, зачем мне нужно уточнять очевидное, но вопрос сам срывается с губ.
— Знал… Но у него в последние годы не было таких приступов. Ты была для него попыткой начать нормальную жизнь. Он же так тебя любит.
— Хватит!
Невский ещё раз отпихивает отца Славы и прежде, чем увести меня в сторону дома, повторяет:
— Я предупредил. Запомните это, чтобы потом не было сюрпризов.
И только когда заходим в квартиру, где за нами закрывается дверь, Давид выпускает мою руку, которую всё это время сжимал с такой силой, что мне было больно, притягивает меня к себе и чеканит непререкаемым тоном: