Качаю головой, до боли прикусываю нижнюю губу. Нет, я не зря чувствовала — что-то не так. Это интуиция, то, что поднимается из нутра, и что стоит принимать во внимание всегда.
Осталось только дождаться своего приговора. И понять, что же стало причиной. Он ведь не станет мне врать.
Или — станет?
Пока остальные завтракают, я хожу туда-обратно мимо полуоткрытых ворот. Меня знобит — кутаюсь в наброшенную на плечи кофту, и даже не соображаю надеть её целиком. Да и плевать мне хотелось на всё это.
Едва вижу машину Невского, которая едет по просёлочной дороге, делаю рваный вдох. Он один — и это почему-то рождает внутри облегчение. Наверное, всё это время подозревала, что они приедут с Оксаной, чтобы сказать мне о конце наших отношений. И моих с Давидом, и той дружбы, от которой, как мне сейчас кажется, не осталось и следа.
— Привет, — здоровается со мной, остановившись в полуметре. Он выглядит так, будто не спал пару суток. Лицо осунулось и словно бы посерело. — Садись в машину.
— Привет. Не зайдёшь поздороваться с остальными? — киваю я на дом.
Невский сомневается несколько секунд, но отрицательно мотает головой. Он такой чужой, и от этого внутри всё переворачивается. Распахивает изнутри пассажирскую дверь, и я обхожу машину и сажусь рядом с ним. Сложенные ладони сжимаю между колен, чтобы только не видел, как меня колотит.
Дав не целует меня, как делает это обычно при встрече, а я боюсь… Боюсь первая потянуться к нему, боюсь быть отвергнутой.
— Ты меня очень напугал, — тихо признаюсь, когда молчание между нами затягивается, и тут же слышу то, от чего следующий вдох застревает в горле:
— Оксана беременна.
Оксана — что?
Нет, я напрочь не понимаю, что он произносит. Сухо, коротко, эмоционально. То, что рушит всю мою придуманную жизнь. Это же так просто — нафантазировать себе счастье. И так невыносимо трудно понять, что его, словно карандашный рисунок, стёрли без следа.
— Так…
Вот и всё, на что меня хватает. Она ведь даже мне не позвонила… Когда они с Давидом узнали? Вчера? Наверняка, да. Вот почему я была всё это время в вакууме. Альбина, которая оказалась на другой стороне. За чертой.
— Аль… прости меня.
— За что?
— За то, что всё так.
Меня разрывает на части желанием запрокинуть голову и начать хохотать над собой, и страхом спросить о том, что будет дальше. Будто бы вот так, в молчании, у меня появляется шанс, что всё вдруг станет иначе.
— Она сказала, что сделает аборт, если мы не поженимся.
— Это логично.
Это — логично? Да в этом всём уже давно нет ни капли логичности, с того самого момента, как я посмотрела на Давида другими глазами. С той самой секунды всё полетело к чертям, а всё это — лишь последствия.