Наконец решаю, что вновь прятаться вечность не получится. Ко всему, размах в ремонте офиса принимает такой оборот, что Слава начинает намекать о скором старте, и он уж точно не даст мне продолжать сидеть на месте.
— Аль, я извиниться хотел, что всё так вышло, — говорит мне он после кратких посиделок в кафе, и когда я почти начинаю протестовать, вскидывает руку, давая понять, чтобы я дала ему договорить. — Нет, правда, прости меня. Не знаю, что на меня нашло. Просто ты… Я хотел тебя давно. Но в следующий раз у нас всё будет иначе, я обещаю.
«Если он будет — этот самый следующий раз», — так и рвутся слова наружу, но я их тщательно сдерживаю.
— Не нужно извиняться, правда, — говорю мягко, отводя взгляд и сосредотачиваясь на том, что мешаю по тысячному кругу латте в бокале. И пытаюсь перевести разговор в безопасное русло: — Как там дела на нашей будущей работе?
На лице Славы отражается такое облегчение, словно он уже мысленно решил, что я не стану с ним сотрудничать ни в какой плоскости. И пока он разглагольствует об офисе и о том, что же там сделано за последние дни, я почти не слушаю его, просто наблюдаю за тем, как он двигается, жестикулирует. Как загораются его глаза таким азартом, что он передаётся и мне. И совершенно дурацким образом умудряюсь начать думать о Давиде. Если бы не Оксана — боялся бы он точно так же потерять меня, сказать лишнее слово, опасаясь, что я откажусь видеться дальше? Нет, Невский совсем другой. Слеплен совсем из иного теста. И даже сравнивать их со Славой глупо. Он мог переть напролом, он зачастую был уверен в том, что я никуда не денусь, и оказывался прав, чёрт побери этого Дьявола.
Когда прощаемся со Славой возле моего дома, он не предпринимает попыток поцеловать меня, словно чувствует, что я отстранюсь. Мы просто договариваемся встретиться через пару дней, и он обещает писать мне в мессенджере. И снова заискивающе смотрит в глаза — соглашусь или нет общаться хотя бы так.
Он уезжает, и я чувствую облегчение, но не потому, что общество Славы мне противно. Просто теперь всё позади, и мы вряд ли в ближайшее время придём к тому, чем занимались у него на кухне.
— Аль…
О, нет. Нет, нет, нет! Он не может мне мерещиться — этот голос, который понуждает замереть, так и не сделав шага в сторону подъезда. Он не может быть моей выдумкой — Невский. В пелене закатных сумерек, всего в нескольких метрах от меня. Стоит, засунув руки в карманы джинсов, в уголке рта — светится кончик тлеющей сигареты. И вокруг нас никого. Никого, кто, чёрт бы всё побрал, мог развеять эту мою иллюзию своим присутствием.