— Хотел показать тебе, как бывает, — пожимает он плечами. — Я вот это место вообще ненавижу.
Я перевожу на него взгляд и вижу, как его передёргивает, словно от отвращения. И руки мужа, лежащие на согнутых коленях, начинают подрагивать. Оцепенение, в котором нахожусь, словно рукой снимает. Я вся подбираюсь, словно мне нужно совершить бросок. Впрочем, это бесполезно… Если только я не огрею Славу чем-то тяжёлым, не заберу ключи и не помчусь отсюда куда глаза глядят. Впрочем, это почти нереально сделать, а если предприму попытку и ничего не получится — меня уже ничто не спасёт.
— Почему ненавидишь? — поддерживаю я разговор, а сама медленно осматриваю кухню на предмет подходящего предмета.
— Я часто сидел здесь один.
Это признание настолько неожиданно, что я на мгновение замираю. И меняю положение тела на более удобное. В крови вскипает адреналин — или в этот раз или никогда.
— Зачем ты сидел здесь один?
— Не знаю. Это как в клетке, понимаешь? Как будто животное посадили в клетку, из которой невозможно выбраться.
— И ты решил меня посадить сюда же, как животное?
— Нет. Ты здесь только до того момента, когда всё осознаешь.
— Я осознала!
Выкрикиваю эти два слова раньше, чем успеваю понять, что именно произнесла. А если он интерпретирует это по-своему? Например, решит, что я признала свою вину? Или бог весть что ещё…
Слава смотрит на меня, хмуря брови, разглядывает так, будто видит впервые в жизни, и я облизываю пересохшие губы.
На столе напротив — графин с водой. Если сейчас удастся вскочить, схватить его и обрушить на голову Славе — можно считать, что я спасена. Только начинает казаться, что я не выдержу и упаду рядом, стоит только мне хоть немного пошевелиться. Мне чудится, будто муж может читать каждую мою мысль, и один Господь знает, чего мне стоит всё же остаться на месте и не броситься к графину. Не сейчас. Не в тот момент, когда Слава настолько увлечён созерцанием моего лица.
— Ты лжёшь мне, Аля, — шепчет он, и у меня кровь в венах стынет от его тона. — Ты мне снова лжёшь…
Я уже почти решаюсь на отчаянные меры. Стоит только Славе отвернуться с ужасной улыбкой, медленно отталкиваюсь от пола рукой, но не успеваю резко подняться на ноги, когда меня словно прошибает током. В дверь звонят.
Кричать сейчас бесполезно — я уже перепробовала все способы привлечь к себе внимание таким образом. А вот дать знать тому, кто пришёл, что я здесь, возможно. Только бы Слава открыл дверь. Только бы не решил сделать вид, что в квартире никого нет.
На его лице только на мгновение появляется растерянность, которая тут же сменяется удовлетворением. Он поднимается с пола, идёт к двери, и за каждым его движением я наблюдаю с такой жадностью, будто это единственная вещь, на которой стоит сконцентрироваться.