Слава распахивает дверь — мне видно это с того места, на котором сижу. Мне нужно кричать. Кто бы ни был там, по ту сторону, я обязана закричать и дать знать, что в опасности. Но все звуки исчезают, когда узнаю в пришедшей… Оксану.
Муж, похоже, ни капли не удивлён её визиту. И я теперь, пожалуй, тоже. Стоит только первой оторопи пройти, как в памяти вспышкой появляются слова Дава. Он ведь не раз говорил, что Оксана замешана в это по самую макушку. И вопреки здравому смыслу внутри появляется горечь, когда вижу воочию, что Невский был прав.
Я просто смотрю на свою некогда лучшую подругу и криво улыбаюсь. Я же за неё жизнь была готова отдать. Без вопросов, без нужды, без сомнений. Она и Дав — вот два человека, что были оплотом моего существования. И за это существование я цепляться была готова руками и ногами. Даже сейчас, когда уже давно поняла, во что превратились наши отношения, я ощущаю в груди неизбывные горечь и сожаление, что ничего уже нельзя исправить.
Оксана заходит в квартиру с видом, будто она здесь хозяйка, а на меня вновь наваливается усталость. Или апатия — уже не разобрать. И только воспоминания о Невском — то единственное, за что я хватаюсь, как за соломинку. Тону в том дерьме, что с нами со всеми случилось, и хватаюсь. Уже зная, что одна не выплыву.
Окс не запирает за собой дверь. Прикрывает её, оставляя крохотную щель, но не захлопывает, и стоит только Славе отвернуться, находит взглядом мои глаза и даёт понять, чтобы я вставала и перемещалась к двери.
Это так неожиданно, что я тупо сижу несколько драгоценных секунд, теряя их вместе с верой в то, что Оксана хочет мне помочь. Может, я себе нафантазировала всё? И взгляд этот её, в котором сквозит то, что настолько узнаваемо, будто передо мной снова та лучшая подруга из прошлого. И что помочь мне хочет. Потому что понимаю: если не она, то уже никто.
— Слав, а почему жена твоя на полу? — интересуется она словно бы невзначай. — Пусть уже поднимется.
— Она отдыхает.
Ни черта я не отдыхаю. И всё бы отдала за то, чтобы не только подняться, но и оказаться как можно дальше от этого места. И верить сейчас так хочется, что Оксана хочет мне помочь. Верить, вопреки здравому смыслу, который буквально вопит об обратном.
Слава подходит к столу, выдвигает ящик и с самым безмятежным видом начинает перебирать ножи, спрятанные внутри. И я решаюсь. Внутри, под кожей, по венам растекается осознание — или я поднимусь сейчас или так и останусь на этом полу. Не делая резких движений, действуя осторожно, я встаю на ноги, и только мне это удаётся, как Окс выкрикивает: