— Беги, Аленький!
Дальнейшее укладывается в какие-то доли секунды. Из последних сил мчусь к двери, хватаюсь за ручку и тяну её на себя. Она такая тяжёлая, будто бы неподъёмная. Чертыхаюсь сквозь крепко стиснутые зубы, когда мне кажется, что я не смогу с ней совладать, и когда это всё же удаётся сделать, оборачиваюсь на пороге. И вижу, как Слава делает какое-то неуловимое движение рукой, а Окс вздрагивает и сгибается, словно её ударяют кулаком в живот.
К чёрту всё! Плевать на Оксану, на ненужное желание попытаться ей помочь. Мне нужна только свобода, которую уже вдыхаю в лёгкие огромными порциями, стоит только пробежать к чёрной лестнице и устремиться вниз. Я бегу босиком, перепрыгивая ступени огромными шагами, едва не ломая ноги. И в голове только одна мысль: только бы Слава не побежал следом…
Оказавшись на улице, судорожно оглядываюсь. Куда бежать — не знаю. Это совершенно незнакомый мне район, в котором могу плутать хоть до утра. И мне было бы плевать на это, лишь бы только спрятаться от Славы, если бы не одно «но». Я вымотана настолько, что могу упасть без сил и уже не встать. И босиком особо не побегаешь.
Когда вижу какое-то движение справа от себя, инстинктивно поворачиваюсь и срываюсь с места. Бегу к человеку, что движется в мою сторону. Движется быстро, перемещаясь с какой-то сумасшедшей скоростью. В нём — столько всего знакомого, до боли родного, что сердце захлёбывается кровью. Или я это придумала себе? Ведь мне так нужно видеть рядом со мной Давида.
— Аленький! — кричит он, что есть сил, и всё исчезает.
Я буквально падаю ему в руки, словно из меня разом выкачали весь воздух. И единственное, на что меня хватает — безвольно повиснуть на Невском.
— Господи… господи, — шепчет он беспрерывно. Никогда не слышала, чтобы Дьявол молился. Никогда не замечала в его голосе таких ноток. Будто его приговорили к казни и он был готов умереть, а теперь получил помилование.
Дав подхватывает меня на руки, разворачивается и куда-то идёт. И мне хочется закрыть глаза и заснуть. Только в голове вспышкой воспоминание о том, как Слава бьёт Оксану.
— Там Окс, — хриплю едва слышно, когда Невский усаживает меня в машину и включает обогрев салона на полную мощность. — Там Оксана со Славой.
— Мне насрать.
Скупо роняет эти два слова, только желваки, появившиеся на скулах, свидетельствуют о том, что Дав доведён до предела.
— Там Окс, Давид… — Я едва не плачу. От пережитого — комок в горле, который колет изнутри. Кажется, ещё немного, и слова не смогу из себя выдавить. — Там наша Оксана.