Тонкий шелк кружевного халатика скользнул вниз вместе с потоками воды. Нежные, чуть шероховатые пальцы короля бережно, крохотными шажками, исследовали кожу Фэй, чутко прислушиваясь к каждому ответному импульсу. Легкие, почти невесомые поцелуи покалывали изгиб шеи, трепетали в той самой чувствительной ложбинке под ключицей, о которой по немыслимой причине не догадывался ни один из ее прежних бойфрендов. Журчание воды, ритм бьющейся крови, гипнотизирующая мелодия его то ровного, то рваного дыхания где-то над мочкой уха сплетались в пьянящую, колдовскую симфонию. В ее могучих обертонах, чарующих многоголосных гармониях и стремительных пассажах, докучливый мотив совести со страхом напополам начал медленно таять, как кусок воска, охваченный пламенем, как льдинка в жерле вулкана, как последний крохотный островок в пучине Всемирного Потопа. И Фэй чувствовала, что тает вместе с ним…
Она не помнила, как окончательно увязла в липком кленовом сиропе его ласк. Как оказалась на смятой постели, все еще хранившей запах их вчерашнего бездумного и бессмысленного совокупления. Тело пульсировало от вожделения, казалось что-то внутри вот-вот взорвется, закипит, вспыхнет как птица Феникс на смертном одре. А коварные губы, ладони, влажные кончики пальцев, зубы, язык и нежно щекотавшие кожу пряди волос волшебного короля все продолжали чертить некий чародейский узор рунами страсти на ее груди, плечах, запястьях, щиколотках, впадинках между пальцами, животе чуть пониже пупка, распахнутых губах и плотно сомкнутых веках, под коленями, между бедер и на всех перекрестках греха, где яростный Шива танцует свою вечную пляску… И только когда она уже едва не вопила от изнеможения, когда в паху ныло так, будто там собрались все демоны ада, он, точно сжалившись, наконец вошел в ее истекающее отчаянными слезами лоно.
О, асы и альвы! Дионис и менады! Драконы преисподней и жители небес! Что это было: чары или пьяное безумие? Дикая стихия влекла Фэй, словно колесо Сансары, от рождения к смерти и новому возрождению. Сознание слепло и, как щепка разбитого вдребезги корабля, покорно отдавалось на волю бушующих волн. Оглушительное крещендо их чувственной симфонии казалось бесконечным, звучало во всех уголках Вселенной, пело и вибрировало отзвуком в каждой клеточке тела.
Когда же последняя нота победно стихла и костер отпылал, Фэй вновь вспомнила о том, почему она это делает — и беспомощно разрыдалась.
Киэнн все так же ласково погладил ее по волосам, на губах его снова играла привычная ироническая усмешка: