Впрочем, все это было не так-то и важно. Он сделал невозможное для той, что была ему никем и ничем, и теперь она просто не могла выбросить его из головы. И из сердца, кажется, тоже. Но что именно она могла предпринять? Ждать его здесь? — Вряд ли это хоть что-то изменит. Или все же попробовать разыскать путь к темнице? Может статься, там она встретит баньши, разъяснит ей, что с ними произошло и попросит о помощи? Сумеет ли та помочь? И пожелает ли?
С другой стороны, если он смог вывести ее, то, скорее всего, сумеет выбраться и сам. Если успеет.
Закат. Как много времени после заката у него есть?
А может просто хватит пороть горячку? Вращения планеты она все равно не остановит, при всем желании. Хотя, в легендах такое, конечно, бывало: сделать так, чтобы один день длился целый год, или год показался днем…
Травы, как зеленые кошки, терлись о ее ноги и вязали новую ажурную бахрому на подоле пончо. «Ну вы затейники!» — усмехнулась про себя Фэй, вставая. Солнце неумолимо закатилось, безудержная вакханалия красок заката медленно гасла, огромный перламутровый зрачок встающей луны хитро выглядывал из-за горбивших медвежьи спины валунов… Занятно, что здесь не было ни зеленого солнца, ни десятка сиреневых лун на каком-нибудь полосатом небосводе. Даже очертания созвездий казались смутно знакомыми. Все было просто иначе: больше, ярче, красноречивей, пронзительней. Стайка невесомых светляков, похожих на крохотных викторианских феечек, зачарованно вальсировала в прохладном лунном луче, и Фэй могла слышать их музыку. Слышать не ушами, а чем-то другим, неким неведомым доныне чувством, которое снаружи и внутри одновременно, в тебе и вне тебя, нигде и всюду. Сказочный, звенящий мотив кружился и кружился в воздухе, словно густое ароматное варево в колдовском котле…
Поодаль вздрогнули кусты боярышника, торопливо подобрав юбки своих подвенечных уборов, украшенных коралловыми бусами. Мелодия зазвучала отчетливей, переплетаясь с новыми, игривыми и манящими трелями, теперь уже полнозвучными и гомонливыми, как весенняя капель. По ту сторону зарослей нечто происходило, и это «нечто» обладало непреодолимым магнетизмом, тянуло и манило… Фэй немного опомнилась лишь когда острые шипы боярышника укололи ей ладони. По поляне, все еще расцвеченной мягкими отблесками заката и белым молоком луны, легко скользили три гибкие, пленительные феи в платьицах, сотканных из пушистых малахитовых мхов. В их плывущих на ветру, точно три грозовых облака, волосах запутались крохотные земные звезды. Сплетенные руки плясуний казались лепестками волшебного цветка, который то раскрывал свою хрупкую чашечку навстречу огромному и прекрасному миру, то робко прятал любопытный глаз в плотно сомкнутом бутоне. А их удивительно стройные ножки, резвыми пташками порхавшие в воздухе, заканчивались тоненькими резными копытцами.