Она выгибалась в моих руках, царапала плечи и стонала моё имя. Разве рай может быть лучше?
Когда уходил, не мог не оглянуться. И ещё раз. И ещё.
В груди родилось странное предчувствие, что мне не стоит оставлять её одну. Но нужно было разобраться с делами.
И отдать ей подвеску. И кактус. И сказать, что я её люблю. Обязательно вслух.
***
Виктор позвонил. Я решил, что ему уже успели сообщить обо мне и Алине. Приготовился выслушать угрозы. Но оказалось, что звонил он по другой причине. У меня сердце остановилось.
Лисичке грозила настоящая опасность. Её старший брат уверял, что её могут убить. Убить. Это слово парализовало. Я сел прямо на пол и слушал. О том, что Булатные за решёткой, о путёвке, которую Вик сумел купить для сестры в Лондон. Он был уверен, что там она окажется вне опасности. Считал, что туда недоброжелатели не доберутся. В его словах был смысл.
– Сделай всё, чтобы она улетела. Заставь, пригрози. Она мне звонила и отказалась от практики. Сама так мечтала о ней. Уж не знаю, что на неё нашло, – произнёс он с отчаянием.
А я знал. И не стал говорить о причинах, решив, что для этого нужно выбрать другое время.
– Она улетит,- произнёс я помертвевшими губами.
– Я не смирюсь, если она пострадает,- Виктор понизил голос.- Она ведь тебе нравится, верно?
– Да.
– Значит, – он сглотнул,- толкни её посильнее. Я знаю, Линку. Она горячая. Сорвётся и улетит. Потом мы всё исправим. Вместе всё объясним. Пообещай мне, Дань, что сделаешь это для моей сестры. Спасешь нашу Лисичку.
И как я мог отказать. Я дал обещание. И позвонил водителю Алины. Пришлось просить его ехать ко мне дольше и маякнуть, когда он высадит девушку. А я готовился стать уродом.
***
Она шла ко мне по дорожке. Солнечная. Яркая. В смешных кроссовках и милом платье.
Отойдя от окна, оказался в спальне и прикрыл за собой дверь. На кровати лежала незнакомая девка. Она вынула жевательную резинку изо рта и сунула её себе за ухо.
– Денис, правильно?
– Данила.
– Почти одно и то же,- она пожала плечами и хлопнула по матрасу ладонью.- Шоу начинается?
***
Никогда я не думал, что может быть так больно. Что душу может выворачивать наизнанку от вида женских слёз. Хотелось ухватить Алину за плечи, притиснуть к себе и признаться во всём. Объяснить. Вот только я был уверен, что тогда она точно не улетит. А если и впрямь погибнет? Прощу ли себя?
Наговорил резкостей. Надавил на все болевые точки. Свои. Её. Наши. Понимал, что она никогда не простит, даже если узнает правду. Но решил – получу загранпаспорт, прилечу к ней и заставлю себя услышать. Буду просить прощения на коленях, ходить следом и не позволю ей меня игнорировать. Она ведь согласилась быть со мной. Моей. Это чего-то ведь значит?