Вторая когтистая ладонь скользнула по вырезу платья, легко вспарывая ткань.
— Нет.
Протест утонул в рычании. Хватка на горле стала крепче.
— Ты мне вызов бросить хочешь? — брат забавлялся моему бессилию.
— Фат…
— Закрой рот, детка. Сейчас не время.
— Однажды ты пожалеешь, — пообещала я, предчувствуя беду и не имея сил его предотвратить.
— Но ты раньше.
Он развернул меня лицом к стволу, впечатал в шероховатую кору и, чуть помедлив, вцепился зубами в кожу чуть выше лопатки. Глубоко. Слишком. Его пальцы почти перекрыли мне кислород. Перед глазами потемнело от ужаса, боли и унижения. Фат клеймил меня. Без нежности или в порыве страсти. Не для того, чтобы объявить своей или показать другим, что я занята. Он ставил мне метку в самом унизительном для высшего месте. Там, где ее носили продажные девки и изменницы.
Отпустил он меня сразу, как я стала оседать на землю. Оказавшись на коленях, уткнулась лбом в дерево и закашляла. Слезы катились по щекам. Воздух рвал легкие. Мир стал холоднее.
— Попроси меня закрыть рану, — глухо потребовал Фат и я осознала, что он не озаботился тем, чтобы запечатать укус. Теперь следы от зубов могут остаться навсегда. Как символ позора, которого я не заслужила. Если я не попрошу, то останусь изуродованной и нежелательной для каждого мужчины нашего вида. Кровь продолжала стекать по спине. Разорванная плоть пульсировала. А я поняла, что не стану ни о чем просить.
Вытерев лицо ладонью, я закинула руку назад и втерла слезы и слюну рану. Пальцы погрузились глубоко в развороченную мышцу.
— Дура, — выдохнул Фат и наклонился, чтобы выполнить просьбу, которая не прозвучала. — Закрою и затянется через месяц. Но до тех пор тебе придется пояснять каждому мужику, с которым ты будешь кувыркаться…
Он не договорил. Развернувшись, вмазала ему в челюсть. От неожиданности, мужчина завалился на задницу. Мне оставалось запрыгнуть на него и ударить еще несколько раз, пока раксаш не сбросил меня. Отскочив к самой кромке обрыва, я обернулась.
— Соната! — лицо покрытое моей и его кровью выглядело жутко.
— Не прощу, — выплюнула я и наконец разрешила себе сказать правду. — Никого не было. Ни одного мужчины. Но теперь это не имеет значения, верно?
— Соня… — его глаза сменили цвет на волчий.
Почему то вспомнились разговор с матерью о том, что сердцу доверять нельзя. Звук ее голоса прозвучал в голове, открывая возможность сказать самое важное. Слова сами сорвались с языка, словно и не было страхов и сомнений все эти дни.
— Ты пахнешь клевером и луной. Хотя это уже не важно, — я шально улыбнулась, ощущая, как моя душа рвется на куски. Медленно и неотвратимо. — Я не вижу тебя своим спутником… — внутри что-то ломалось. — Теперь нет. Я… свободна.