Партизаны, те жители, которые прятались в лесах или далеких деревнях, и там их не перебили, не сожгли заживо, как многих других, возвращались в свою Глушу. Полными или неполными семьями. Мама вернулась одна-одинешенька. Она потом скупо вспоминала, рассказывала, как вошла в нашу калитку, двор, в наш дом - целый год в нем жили сбежавшиеся из других гарнизонов полицаи, устроившие тут караулку. Как все загадили и что доломали, утащили соседи - можно
только догадываться. Мама с собой принесла то, что у нее было в вещмешке: то есть всего ничего. Добыла охапку чистой соломы, постелила у стены, и так провела первую ночь в своем доме. Кто-то заглядывал в окна, верили и не верили, что вернулась Адамовичиха, что это она. В Глушу не раз приходили известия, что и сыны, и сама погибли, убили их.
Когда мы уходили в партизаны, в волнении дожидалась, когда покинем дом, в сундук, зарытый в подпол, побросали то, что жалко было оставить просто так: какие-то столовые предметы, медицинские книги отца, я -свой альбом акварельных рисунков и стихи (тетрадку). Пусть лежит, хотя, конечно, были уверены, что «бобики», с их исключительным нюхом, тотчас взорвут пол и все вытащат. Настолько были в этом уверены, что мама и не подумала про сундук, про вещи, ей нужные. (А когда все-таки вскрыли подпол еще через несколько месяцев, нашли все совершенно сгнившим, кроме стекла и вилок с ложками.) И мои стихи, и мой альбом отсырели, почернели. Стихов не писал больше, рисовать не тянуло, не знаю отчего.
* * *
В голове у вернувшейся мамы было одно: Женя! Где он, что с ним? До встречи с дядькой Антоном про меня ей было известно лишь то, что Р-н сообщил: заутюжили! Правда, кто-то вроде видел младшего за фронтом, но как она могла не думать, что ей специально это говорят, чтобы вернуть надежду? Та же Валя Бузак рассказывала, как вдруг исчезала Анна Митрофановна, и ее искали вокруг по лесу, зимнему болоту, а выйдут на нее: сидит на кочке, снег у ног растаял - от слез.
И вдруг: о, радость, о, ужас! Шуев и с ним несколько партизан объявились в отряде, живы, целы, они убежали из слуцкого лагеря. С ними собирался и Женя, но его свалил тиф, и он остался. (Тот самый тиф, который спас от Ельницкого.) Куда девался лагерь потом, мама ездила, металась, искала следы его, куда могли угнать?..
А про меня и отца нашего от Антона узнала. В войну чудес было немало: например, два солдата спрятались под плащ-палатку, закурить, прикурить: щелкнули зажигалкой - ты? ты?! - оказалось, отец и сын, три года ничего не знали друг о друге. И вот пожалуйста! Так должно было совпасть, случиться, что подразделение, в котором дядька Антон был сапером, проходило через Глушу. Он побежал всех расспрашивать про семью доктора. Что ему могли рассказать? Встретилась ему даже Потоцкая, после он говорил, что больше всех бедовала, переживала, что Адамовичи пропали, убили их. Уже ни на что не рассчитывая, в каждой белорусской деревне, где останавливались и где видел людей с оружием, партизан, спрашивал: а такую-то не знаете? Недалеко от Слуцка это произошло, снова спросил, а ему: