Произнесла и сразу легче стало.
Не дождавшись реакции, быстро обошла застывшего мужчину и поспешила к девушкам. У меня вдруг разыгрался страшный аппетит.
Остаток пути прошел без происшествий. Блейн больше не делал попыток отловить меня где-нибудь, заговорить или каким-нибудь способом вывести из равновесия.
Но временами я ловила на себе его внимательный взгляд и от этого становилось немножко не по себе.
Не только он наблюдал за мной, Галия тоже частенько не сводила меня глаз.
— Что не так? — не выдержала я на третий день нашего пути.
— Ты изменилась, — тихо ответила подруга.
— Ты тоже.
— Нет, не так. Ты не понимаешь. Мы все меняемся, но после посвящения.
Я в ответ могла лишь пожать плечами.
Что сказать, я знала, что стала другой, и теперь привыкала жить с эмоциями. Первое время было, конечно, сложно, но у меня получилось.
Но теперь в добавок ко всему, появился еще один страх. Страх, что стоит вернуться в обитель и настоятельница вновь запечатает эмоции, превратив меня в куклу. Ведь послушница, тем более та, что должна уйти в Ардан, не имеет права на чувства.
А я так не хотела этого лишиться. Именно поэтому, чем ближе мы были к обители, тем тяжелее становилось.
На утро пятого дня впереди появился шпиль главной башни, значит, оставалось совсем немного до конца нашего пути. Я не сводила с него глаз весь остаток пути, чувствуя, как гулко стучит сердце в груди.
Мы въехали на склон и главные ворота тяжело заскрипели, впуская наш обоз внутрь древних стен.
Выйдя из кареты, я ступила на землю и подняла голову вверх. Туда, где на стене прямо напротив входа разноцветной мозаикой было выложено изображение Лаари. Солнечный лучик блеснул на её губах, словно мимолётная улыбка, которая зажглась на лице, приветствуя меня.
И вдруг стало так легко и спокойно. Все тяготы и страхи исчезли, уступая место единственной мысли, что сейчас билась в голове.
Я дома!
Даже не думала, что могу так соскучиться. Но я действительно скучала, по этим древним стенам, которые успели увидеть не одну сотню послушниц, по тихому размеренному ритму жизни, по сокурсницам и учителям, по работе в лазарете, по своей маленькой комнатке, которую делила с двумя соседками. По самому воздуху, который здесь казался чище, вкуснее, прянее.
— Айвири, — произнесла сестра Мунс, спускаясь по ступенькам.
— Света и жизни, — почтительно произнесла я, широко улыбнувшись.
— Жизни и света, — отозвалась пожилая женщина. — Тебя настоятельница ждёт.
Я даже не удивилась такому повороту. Все мы догадывались, что она знает обо всём, что происходит в обители.