Но Айва не желала прятаться и скрываться. Глупая, еще не понимала, что даже свадьба не спасёт её сейчас от гнева отца.
Соскочив с постамента, девушка стремительно обогнула мать, которая не успела её остановить, а следом и меня, вышла вперёд, продолжая сжимать венок мамы в руке, возмущенно протараторив:
— Айвири пыталась использовать против меня силу! Хотела ударить! Ты представляешь? А это недопустимо! Для послушницы это смерть. Я всегда говорила, что она мне завидует… и даже сейчас… в самый лучший день, в самый радостный, — глаза Айвы наполнились слезами, причём самыми искренними, — она пытается его отравить своей ненавистью ко мне. А ты мне не веришь. Почему ты мне не веришь? Не стоило её привозить. Я же просила… ты меня совсем не любишь…
Я, конечно, знала, что сестра не в восторге от моих визитов, но не думала, что до такой степени. Да, сильно я её недооценивала и теперь застыла, ожидая реакции отца.
Она была весьма неожиданной и резкой.
— Что у тебя в руке? — ледяным тоном спросил он, еще сильнее нахмурившись.
Сделал пару шагов вперёд и застыл, когда между ними оставалось всего два-три метра.
Слёзы тут же испарились, и сестра закусила губу, внезапно поняв, какой промах в порыве гнева совершила. Венок надо было спрятать за спину или в складках платья, но уж точно не следовало показывать его отцу.
Потому что он помнил.
Я по глазам видела, что отец не забыл его, как и всё то, что возрождало память о первой любимой жене.
— Это… это, — пролепетала сестра, поздно пряча руки за спину.
Это уже не могло ей помочь.
— Я задал вопрос, Айва! Что у тебя в руке? — четко выговаривая каждое слово, произнёс отец.
И я невольно сжалась от тона, которым он это сказал. Никогда не видела князя в таком бешенстве. В те редкие мои визиты он был само внимание и любовь. Ни одного резкого слова или крика. А сейчас я смотрела и не узнавала своего любимого отца.
— Лэр, — попыталась вмешаться мачеха, вновь стремясь закрыть дочь собой, вызвать гнев на себя.
Такое самопожертвование внушало уважение. Но не могло помочь. Не сейчас.
— С вами, княгиня, я поговорю позднее, — отчеканил он и снова взглянул на младшую дочь. — Как посмела ты взять чужую вещь?
— Отец, — попыталась вмешаться я, но мужчина и мне не дал закончить.
— Позже, Айвири, позже, — произнёс он, слегка смягчив голос, который снова заледенел, стоило ему обратиться к сестре. — Я всё ещё жду ответа, Айва.
— Он… он всё равно ей не нужен, — выпалила девушка, покраснев, и тяжело сглотнула, решив идти до конца в своём откровении. — И никогда не будет принадлежать послушнице Лаари.