— Нет, — спокойно ответила я, поворачиваясь к нему боком и принялась аккуратно расставлять склянки, наводя порядок в саквояже.
Баночки, конечно, сделаны из специального ударопрочного стекла и не побьются в пути, но звенеть будут противно.
— Айвири, ты не понимаешь…
— Нет, отец, это ты не понимаешь. Помолвки не будет.
«Настойки из пустоцвета сюда, экстракт боярша сюда, а вот этому сбору тут делать нечего… поставлю рядом с мешочком сухих трав…»
— Она фиктивная.
— Никакой не будет.
«Мазь из каучиного дерева положить сюда, а настойку из горевесника в этот кармашек…»
— Айвири, — голос отца стал жёстче.
Князь Рогнар очень не любил, когда ему перечили. Даже если это любимая дочь, которая обычно своеволием не страдает.
Мало того, что возражала, так еще и игнорировала, полностью сосредоточившись на своих склянках.
Интересно, если бы я с самого начала стала ему перечить, отстаивать свою точку зрения, показывая характер, которого не было, его отношение бы ко мне не изменилось?
Глупые мысли, неправильные. Не о том сейчас стоило думать. Но я была слишком взвинчена, чтобы прогнать их до конца.
— Я не буду участвовать в этом обмане, — выпрямляясь и захлопывая саквояж, повторила ему. — Не стану играть.
— Если ты думаешь, что князь Аули будет против, то ты ошибаешься.
— А княжича вы спросить забыли и выбора не оставили, — усмехнулась я, оборачиваясь.
Непокорный локон выбился из косы и упал на лицо. Я привычно сдунула его, продолжая смотреть на отца. Прямо в глаза. Не боясь и не стесняясь.
— Княжич Аймат должен ответить за свой проступок. И его отец думает так же.
Князь никогда не ошибается. И уверен в своём слове. Хорошее качество для правителя, но не для отца.
— Нет, не должен, — возразила я, срывая невесомую шаль со спинки стоящего рядом стула и аккуратно складывая. — Никто не обязан играть в эти игры.
— Айвири!
Появились металлические нотки. Он даже руки скрестил, закрываясь от меня.
Больно? Немного.
И тяжело.
Раньше в разговоре с ним я испытывала вину, за то, что родилась такой, за печать, за само своё существование. Сейчас вина тоже была, но совсем чуть-чуть.
Обиды было больше.
— А ты спросил, чего я хочу, отец? — устало поинтересовалась у него, бросая шаль на саквояж.
— Я всегда спрашивал.
— Да, — согласилась я. — Спрашивал, но не слышал, поступая так, как считал лучше. Я очень люблю тебя, пап. И всегда любила. Прости, но ты неправ. Я же просила не устраивать эту показуху, не тащить меня на свадьбу. Говорила, что это плохо закончится, но ты меня не слушал. Зачем всё это? Зачем заставил играть роль своей дочери?