Рейд обошёл две комнаты и кухню, но так и не наткнулся на владельца. Посмотрел в ванной, но она была заполнена множеством томов записей и отдельных листов. Только войдя в не очень широкую кладовку, он наконец нашёл его. У стены, в самом конце за столом, при освещении слабенького, зеленоватого светильника сидел мужчина. Нет, скорее юноша.
Из сдержанного чувства раздражения Рейд перешёл к удивлению, а затем к укоризненному взгляду.
Он был знаком с каждым, кто входит в этот отряд, но эту душу он видел впервые. Каждый, кто служил на этой должности, имел лицо закалённого опытом воина. “Старший”, который прошёл не одну сотню сражений. Все лишние, ненужные чувства были смыты у них потоком времени и закопаны глубоко внутри.
Но перед ним сейчас сидел парнишка с короткими тёмными волосами и блестящими, живыми глазами. От него веяло наивностью, юношеским порывом и конечно же свободолюбием. Он уже хотел окликнуть его и отчитать, прочитав ему местный устав. Но увиденное им заставило его на время остановиться. Тем более, судя по всему, он уже заканчивал.
Со сосредоточенным лицом, и как будто забыв, что мир существует вокруг него, он наносил на обшивку и ствол своего сколопетрума различные узоры. Движения его были медленны, но точны и тверды. Освещение, обстановка комнаты, положение рук и головы – всё играло роль для его профессиональной работы.
«Гимель...Алеф...Рэйш...» – молодая, с виду девственно нежная рука доводила свои последние черты.
«И наконец...Далет...»
Когда последняя черта была нанесена, все руны на оружии засветились ярко-красным светом. Доселе тёмная, ели освещённая комната на миг заполнилось ярким светом. После этого все узоры как будто впились в металл, превращаясь в красивую гравировку.
«Хвала Высшим! Я закончил! Хорнет Грэй, вы гений!» – смахивая пот со лба, юноша наконец опрокинулся на спинку своего скрипящего стула. От напряжения его глаза были закрыты, к тому же была грубая одышка, было ощущение, что ему не давали дышать целый день.
Приходя понемногу в себя, его глаза начали постепенно промаргиваться. Взгляд поднялся и зацепился за стоящий перед ним силуэт, который был на полторы головы выше его самого. Сначала молодой подумал, что у него галлюцинации от переработки, но протерев глаза ещё несколько раз и убедившись, что силуэт никуда не исчез, с коротким криком дёрнулся всем телом. От такой неожиданности руки его взвились вверх. Ружьё, над которым он так долго работал, подлетело в воздух. Он, истерично размахивая руками, поймал своё добро и уложил его на стол, словно свою новорожденную дочь.