Выстрел. Второй.
Где? Возле станции дилижансов?
Чепуха, сэр. Кто-то пальнул спьяну в полную луну — или просто в воздух от избытка чувств. В Элмер-Крик такое сплошь и рядом, каждую ночь. Все привыкли, даже ухом не ведут. Вот если за первыми выстрелами начинается серьёзная пальба — тогда другое дело! Надо бежать разбираться.
Да, сэр. Нам, призракам, не до разбирательств. У нас своих дел по горло.
С Мэйн-стрит Джош сворачивает на узкую и ухабистую Грэйвъярд-роуд[32]. Дома здесь одноэтажные, тени от них куцые, несерьёзные. Серебряный доллар луны висит в небе прямо по курсу — натуральный маяк. Всё видно как на ладони, хоть карту рисуй.
Вот и дом.
Под навесом веранды копится темнота. Но только не для Джошуа Редмана, сэр! Для кого другого — глаз выколи, а для нас — лёгкие сумерки, не гуще похлёбки в работном доме. Пришли? Приплыли, говаривал знакомый моряк, выяснив, что в кармане не осталось ни цента. В дом-то как войти? Дверь закрыта и не важно, запер её Сэм на щеколду или опять забыл. Дверь закрыта! Как её открыть, если ты — призрак?
Заперто, не заперто — как?!
Джош честно пробует. Пальцы беспрепятственно проходят сквозь ручку. Беспрепятственно? Сквозь?! С решимостью быка, идущего на таран изгороди, Джош ломится грудью прямо на дверь — и испытывает некое занозистое сопротивление. Скользит, будто его несёт по льду — куда? Прямиком в щель между дверью и косяком, сэр! Кажется, что Джош делается плоским, как лист бумаги, но миг, другой, и это проходит, а Джошуа Редман уже внутри.
В доме темнее, чем на веранде. Тем не менее Джошу удаётся разглядеть откинутую щеколду. Беспечность тебя погубит, Сэм Грэйв[33] с Грэйвъярд-Роуд! «Кто полезет к двум помощникам шерифа?» Призраки, Сэм, призраки и полезут, и душу из тебя, лоботряса, вынут!
В спальне Джош выясняет, что меньше всего на свете ему нравится быть пророком. Даже меньше, чем шляться неприкаянным духом, сэр!
— Ты ещё кто такой?
У изголовья кровати, на которой покоится спящее тело Джошуа Редмана, замерла тень — маленькая смутная фигурка. Лунный свет, затекая в окно, скапливается у ног тени блестящей лужицей. Существо не шевелится; кажется, оно даже не дышит. Скрипы, шорохи, мышиная возня, заливистый храп двух мужчин — всё это мало смущает незваного гостя. Окрик Джоша он тоже пропускает мимо ушей.
Тахтон! Чужой тахтон! Да сколько ж вас в городе?!
— Пошёл вон, ублюдок! Это моё тело!
Тахтон не отзывается. Не желает говорить с беженцем? С пуговицей, оторванной от костюма?! Да ты, приятель, ворюга, как и все ваши! Что морду воротишь? Намылился Джошева тахтона вышвырнуть, а тело заграбастать? Ну, это ещё бабка надвое сказала! Мы с тобой, чёртово отродье, сейчас оба бестелесны, а значит — на равных!