Она пытается скрыть от чужих взглядов своё состояние. Так прячут деньги от спутников, вызывающих подозрение. Получается или нет, не ей судить. Ещё труднее избавиться от навязчивой мелодии, всплывшей из тёмных глубин памяти. «Танец весёлого лодочника» в обработке для губной гармоники. Пастор никогда не исполнял эту песню, да ещё так фальшиво. Во всяком случае, он никогда этого не делал в присутствии Рут.
«Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!
Лодочник танцует, лодочник поёт,
Лодочник делает всё, что угодно…»
— Этого человека, живого или мёртвого, надо доставить к шерифу. Сделать заявление…
— Шериф? Это к Дрекстону, что ли?!
Элайджа истерически хохочет:
— Шериф пьёт больше моего. Мы его не добудимся, мисс. Шериф — пустое место, и даже на этом месте он долго не просидит. К тому же он ночует у вдовы Махони. Привезти труп к ней — стопроцентная гарантия, что вдова поднимет на ноги весь город.
Священник назвал ещё живого человека трупом? В присутствии умирающего?! Упрёк застывает в горле мисс Шиммер. Если Элайджа сгоряча и позволил себе лишнего, то все упрёки мира опоздали. Красавчик Дэйв всё ещё человек, но вне сомнений, он больше не живой.
Пастор берётся за гармонику:
«Я есмь воскресение и жизнь, — звучит благая весть, — и всякий, живущий и верующий в Меня, не умрёт вовек…»
А Рут слышит:
«Лодочник танцует, лодочник поёт, лодочник делает всё, что угодно…»
— Если хотите сделать заявление, мисс, — Элайджа перебивает напев, — обратитесь к помощникам шерифа. Двое живут неподалёку, на Кладбищенской: Джошуа Редман и Сэмюель Грэйв. Подходящее название для улицы, не находите? Дом с черепичной крышей, дальше пустырь и кладбище. Парни бойкие, им проснуться — что мне до ветру сходить! Простите, мисс, я сегодня несдержан на язык…
— Черепичная крыша, — повторяет Рут. — Дальше пустырь и кладбище.
— В яблочко, мисс! — похоже, священник не в силах остановиться. Мелет и мелет, и речь преподобного Элайджи звучит так, словно рот его набит хлебным мякишем. — А я разбужу мальчиков Руперта Формана — и мы доставим тело гробовщику Ходжесу. Врач этому вралю уже не нужен, а у гробовщика есть холодный погреб. Там Ходжес за полдоллара красит мертвецам щёки и подвязывает челюсти. Если утром шериф захочет осмотреть тело, труп будет к их услугам. Не беспокойтесь, мисс, я засвидетельствую, что вы стреляли, защищая меня от неминуемой смерти. Ни один суд в мире, даже неправедный судия, который Бога не боится и людей не стыдится, не сможет придраться к вам…
Когда за станцией дилижансов раздаётся выстрел, Элайджа подпрыгивает на месте. Журчит дурно пахнущая струйка, стекает по брючинам на землю — преподобный обмочился от страха.