I
Трактиры бывают разными.
Есть те, в которых после долгого дня хочется просто отдохнуть — потравить анекдоты, послушать сплетни, пофлиртовать со служанкой. Насладившись элем, сомлеть в тепле очага; отведать цыплят, испечённых добрым поваром, да вздремнуть под пение заезжего барда.
Но есть трактиры, куда опасно забредать — хоть на ночь, хоть днём. Упомянутый эль в них льётся рекой, анекдоты травят в пьяном угаре, а голос барда дрожит от страха. И если кто-нибудь сомлеет в тепле очага, то лишь после драки, уткнувшись головой в печь.
Этот трактир был из последних.
В нём часто собиралась толпа — кто ехал в Нардор, кто обратно. Даже днём тут было шумно от звона кружек и смеха, хотя в пошлых анекдотах не было ни капли смешного. Служанки здесь были толстыми, сплетни — грязными, а барды — исключительно безголосыми: уважающие себя барды сюда не заглядывали. Из приличных людей почтить это место своим визитом мог разве что откупщик, взимающий ежеквартальный налог, да и тот всегда спешил поскорее уйти: ведь от местных пропойц, когда те хмелели, не спасала даже стража.
Но женщина, сидевшая за колченогим столом, о пропойцах и их нравах не волновалась: она глядела не на них, а на пляшущий в камине огонь. Судя по её волосам (рыжим, как осенний клён), огонь был её родичем — возможно, дальним… А цвет её глаз намекал на родство с кошкой: зелёный и сочный… Точно у плода, едва сорванного с ветки.
И тем удивительнее, что на женщину тоже никто не смотрел.
Служанка не спрашивала, станет ли она что-то заказывать, трактирщик не требовал освободить стол (хотя место у камина считалось хорошим — раз сюда сел, так хоть эль закажи!), и никто из завсегдатаев к ней не пристал, а уж это ни в какие ворота не лезло — ведь их красноречие женский пол будил похлеще спиртного!..
Но здешние пьяницы вели себя так, будто женщины тут не было… И её это устраивало.
Она сидела неподвижно, пока не скрипнула дверь и не вошёл новый гость. Он тоже не привлёк ничьих взоров. Шёл он тихо… хотя, возможно, это был не «он», а «она» — ведь за серым капюшоном лица не было видно. Вошедший был невелик ростом, но наделён ловкостью: он прошествовал по залу с грациозностью лани, умудрившись никого не задеть.
Подойдя к женщине, он (или всё-таки она?) тихо спросил:
— Вы Гайна?
Голос был тонкий. Стало ясно, что это всё-таки девушка, причём совсем юная. Быть может, ещё ребёнок.
Женщина усмехнулась:
— А если я отвечу «нет», ты уйдёшь?
Игнорируя колкость, визитёрша сказала:
— У меня для вас послание.
Она отбросила капюшон. Её волосы серебрились, радужка глаз была красной. На вид ей было лет пятнадцать.
