– Очень даже нравилась, – Вера щекочет пальцами островки темных волос на подбородке. Могу себе представить, на кого я сейчас похож. – Она так приятно щекотала меня, когда… – девушка смущается и закусывает губу.
– Не сомневайся, без нее я буду целовать тебя не хуже, дай только отдышусь от танцев в дыму. Ты не замерзла? Ветер жуткий, а ты как-то легко одета. Под курткой даже свитера нет, – проверяю ладонью, отчего булавка немного вздрагивает.
– Все в порядке, – жмется ко мне, обнимает за пояс и шепчет: – Я так рада, что с тобой ничего не случилось.
– Помнится, кто-то зарядил мне между ног, а еще убегал и прятался целый месяц, боясь, что я – маньяк, – подтягиваю ее к себе и, массируя кожу головы, перебираю тонкие короткие волосы. – Ты точно в порядке, Вера-Ника?
– Да что со мной может быть? – она отмахивается, а мне кажется, что тело у нее слишком горячее и щеки румяные, будто натерла вишнями.
– Говори, куда ехать, – тяну девушку за собой. Мутит после дыма, в голове гулко, в глазах все еще трепыхаются языки пламени, но нужно двигаться дальше. Ночь в самом разгаре, до теплого утра в открытом поле можно совсем испустить дух.
Осторожно надеваю девушке шлем и потуже заворачиваю шарф, а булавка хихикает.
– Будешь смеяться, когда заболеешь, глупая, – отчитываю, когда она пытается отодвинуться.
– Я крепкая, не переживай. И не такое проходила, – но руки, все же, убирает и соглашается на мою заботу. Качает головой туда-сюда, как неваляшка.
– Поехали, – целую Вере пальчики. – Ты горишь, булавочка.
– Ерунда, просто обветрила кожу.
– Хорошо, что я наличку снял. Сейчас в аптеку заедем.
Вера скептически выгибает бровь и тихо прыскает.
– Ночью? Здесь? В чистом поле? Аптека? – она открыто и звонко смеется, прижимая руку к животу, будто не может выдержать напряжение от хохота. Надеюсь, что это не истерика, потому что Вера слишком спокойна после произошедшего: веселится, шутит. Будто мы несколько часов не были на грани катастрофы. – Поехали, беспокойный ухажер, а то я точно замерзну, – отсмеявшись, глухо говорит она.
Я сажусь на байк и жду, пока девушка возьмет меня крепко за пояс. После прыжков по горящей лестнице, а потом полета со второго этажа, рана немного тянет и мучает жжением. Повезло, что удачно приземлился на газон, а не на бетон. Давид ругался, что я швы растревожил. Доказывал с пеной у рта, что коты не стоят моей жизни. Да, я дурак редкостный, что поделаешь.
И следующие два часа, пока Вера жмется ко мне так сильно, что воздух заканчивается в легких, я стискиваю зубы и терплю боль. Ей холодно, чувствую, и не могу пустить за руль, даже если сам свалюсь.