Вера облегченно выдыхает, опускает маленькие плечи, и ресницы прикрывают серые глаза, позволяя ей на секунду взять себя в руки. Если так сложно было с ним встречаться, зачем именно сюда мы приехали? Но я позже обо всем спрошу, сейчас слежу, чтобы она не рухнула – подступаю ближе, из-за чего дурная черная псина снова натягивает цепь и рвется на нас. Лает неистово, и у меня звенит в голове от его шума.
– Гром, тише! – приказывает Коля, появившись на пороге. Быстро вкладывает Вере в ладонь ключи, будто боится прикоснуться к горячей плите. И отступив, говорит: – Уходила бы ты, Ника, пока цела. Мало ли кто к родственникам нагрянет. Не рады тебе здесь.
Девушка перебирает связку, изучает каждый ключ, будто вспоминает их форму, тяжесть, назначение. Она долго молчит, я даже собираюсь подступить ближе и подхватить, если ей стало хуже, но она ведет плечом, оборачивается к лесу, что тянется по краю огородов, а потом тихо говорит:
– Здесь мой дом, и я вас не боюсь. Никого из вас. Делайте, что хотите. Да и если ты трепаться не будешь, никто не узнает, – она слегка наклоняет голову и всматривается в глаза знакомому. – Коля, ты ведь не будешь? Должок помнишь?
Он хмурится, чешет заросший густой щетиной подбородок и добавляет уже спокойней:
– На Дикий хутор не ходи.
– Так разве есть там кто? – удивляется булавка, так вкусно и напевно расставляя слова, и расправляет плечи. Она победила его своей несокрушимостью, теперь этот силач деревенский нас трогать не станет. Я чувствую, что между ними было что-то важное, но это не любовь. Любовь бы искрила, путалась между нами ядовитыми лозами, а они держатся, как бывшие друзья.
– Нет никого, но… – Коля снижает градус напряжения, и кажется вполне безобидным, просто озлобленным. Подозреваю, что Вера по молодости отказала ему. Так часто бывает: друг надеется на большее, вот мужик и не прощает. Ни один не простит себе такого промаха, это ведь удар ниже пояса – тут я с ним соглашусь. И, видимо, отказала она не только ему.
– В общем, не ходи, – заключает деревенщина и, подхватывая топор, всем видом показывает, что ему некогда.
– Адела дома? – тихо спрашивает Вера и только сейчас стыдливо заламывает дрожащие руки.
– Замуж вышла, ребенка родила, уже года два, как уехала из деревни. Нечего здесь делать, ты же знаешь, одни старики остались. Я бы мать тоже забрал, но не хочет, упирается.
– А… – Вера кусает губы и поворачивает голову в сторону дуба. Не озвученный вопрос застывает в ее глазах, наполненных жидким серебром.
– Дед помер года три назад, – почти ласково бросает напоследок мужчина. – Сломило его после вашего пожара. До конца старик не верил, что ты погибла. Любил же дуру, а ты с ним вот так...