– Вернулась, – совсем тихо произнес вождь. – Слава богам!
Йорунн подошла к нему, но сказать ничего не смогла – от волнения горло перехватило. Эйвинд тут же заметил, как она изменилась за эти дни – побледнела, ослабла, увидел ее припухшие, потрескавшиеся губы, которые целовал, казалось, вечность назад – на празднике. Девушка опустила глаза и вдруг покачнулась, стала оседать на землю и упала бы, если бы не подхватили ее чьи-то крепкие руки.
– Я же говорил: все будет хорошо! – рассмеялся у нее над ухом Сакси. – А ты, вождь, приказал бы своим людям баню топить. Если ты до сих пор не заметил – гости у нас!
Черный драккар пристал к острову самым последним.
– Я встретил Харальда сына Гутрума на альтинге, – сказал Инрик Эйвинду. – И мне очень захотелось тебя с ним познакомить.
К кораблю поднесли сходни, и по ним, не торопясь, сошел на берег невысокий, но крепко сложенный темноволосый воин. Был он еще совсем молод, моложе Инрика, и вряд ли кто мог назвать его красивым. Бывают люди, у которых лицо меняется вместе с мыслями: одолеют мрачные думы, обида или злость – облик становится безобразным; а светло на душе, улыбнется человек – вроде и глаз не оторвать… Харальд сын Гутрума был как раз из той породы, и сейчас лицо его казалось вырубленным из серого камня. Только глаза что два янтаря глядели из-под густых бровей. Эйвинд конунг поглядел на него и почему-то сразу подумал: этот человек потерял все и живет только ради мести.
Инрик стал рассказывать, как они с Харальдом совершили священный обряд и связали себя узами побратимства. Эйвинд слушал и краем глаза смотрел, как счастливый, смеющийся Асбьерн выносит на берег свою невесту, а та обвила его шею руками, прижалась – не оторвать… Вот Унн и Ольва с трудом уговорили ее отлепиться от ярла, стали заворачивать в плащ – с какой неохотой разжал объятия побратим, отпуская любимую… Ему хорошо, он клятвой не связан, и ближе к осени в Рикхейме соберут свадебный пир, на котором ярл назовет златокосую Фрейдис своей женой. А его, Эйвинда, одинокое ложе так и останется холодным, и на ясене его рода не появится новых ветвей…
– Конунг! – окликнули с берега. – Торлейвссон!
Эйвинд обернулся. От снекки шли люди Инрика, держа за углы кожаный плащ, на котором лежало неподвижное тело. А следом по сходням спускались друг за другом четверо пленников, и Ормульв Гуннарссон шел первым. Встретившись взглядом с Эйвиндом, он не отвернулся, не опустил глаза, а усмехнулся весело и сказал:
– Ну, здравствуй, брат!
Когда Ормульву пошел пятнадцатый год, родственники его отца стали спорить о том, является ли мальчишка законным наследником Гуннара Длиннобородого или все же придется провести для него эттлейдинг – обряд введения в род. С одной стороны, никто не выказывал сомнений в том, что отец мальчика Гуннар, но ведь, если подумать, Ормульв появился на свет уже после смерти викинга, когда его жена стала свободной женщиной и могла выйти замуж за другого… Эти бесконечные споры были только на руку Ормульву. К тому времени он уже привык думать о себе, как о сыне конунга, и предпочел бы назваться безродным, лишь бы не входить в семью, которую он не считал своей. Потому, услышав, что конунг с сыновьями собираются плыть в Халогаланд, в гости к Олаву хёвдингу, Ормульв стал уговаривать Эйвинда взять его с собой на корабль. И все старался показать наставнику Сигурду, как он не по годам ловок, силен, и как предан молодым Торлейвссонам.