Асбьерн, побледневший, молчал. Таким его она еще никогда не видела.
Еще пару мгновений ярл сидел неподвижно, глядя в пол. Потом поднялся, накинул на плечи плащ, глухо сказал:
– Посиди тут. Я скоро.
И, не говоря более ни слова, вышел прочь.
Он шел в сумерках, не разбирая дороги. Остановился лишь тогда, когда поскользнулся на влажном сосновом корне и налетел на огромный замшелый валун. Ярл прислонился к нему спиной, и какое-то время неподвижно стоял, глядя вверх, на затянутое серой пеленой ночное небо. Фрейдис, Фрейдис, чаечка белокрылая… Кто бы поверил, что не меч, не жалящая стрела, не беспощадный огонь, а любовь к женщине причинит ему такую невыносимую боль! Сбылось предсказание хьяльтландских друидов: ушла удача, отвернулись боги от Асбьерна Счастливого…
Асбьерн стиснул зубы, а потом со всей силы ударил кулаком по заросшему сизым мхом камню. Раз, и еще, и еще. Резкая боль приглушила отчаяние, в голове прояснилось, и ярл почувствовал, что злится на самого себя. Разве не знал он, что за все суровые боги требуют плату? Разве сожалеет о том, что отвел от любимой неминуемую беду? И разве поступил бы он иначе, если бы время вдруг повернулось вспять? Нет, за свою Фрейдис он и жизнь бы отдал. Но потерять ее саму, видеть ее с другим, знать, что кто-то чужой целует ее, обнимает… Может, и в самом деле не говорить ей правду?
И всю оставшуюся жизнь видеть в ее глазах вину и тоску…
Мысли переплетались в какой-то чудовищный клубок, и ярл обхватил голову руками. Нет, он не вправе так мучить Фрейдис. Пусть уходит к тому, кто сделает ее счастливой. А он, Асбьерн сын Эйдера, как-нибудь справится, лишь бы любимая жила и радовалась. Сейчас вот вернется и скажет ей, что она свободна. Пусть, если хочет, выберет себе другого мужа.
В ночном лесу стояла звенящая тишина. И холодный бездушный камень казался Асбьерну воплощением его судьбы.
– Разве я когда-нибудь боялся боли? – спросил он у камня. – Разве я вел себя как предатель и трус? Даже если боги лишили меня удачи, я останусь мужчиной и воином до последнего вздоха!
Ярл повернулся и решительно зашагал к дому.
Фрейдис сидела на скамеечке возле очага, там, где до этого сидел Сакси. Глаза у нее были заплаканные. Наверное, решила уже, что ведун предрек ей самое худшее.
– Вот какое дело, чаечка, – Асбьерн медленно подошел к жене и сел рядом. – В том, что бездетные мы, не тебя винить надо. Вышла бы за другого, давно бы дитя на руках качала. Потому хочу сказать… Знаешь ведь, что нет для меня ничего дороже твоего счастья. Подумай хорошо… Захочешь к другому уйти – не страшно. Куда страшнее для меня твою печаль о несбывшемся видеть, и знать, что я тому виной. Теперь – все…