И тут она вспомнила о доме, стоявшем в лесу. Та, что жила в нем, внешне походила на заклятых врагов волчицы, людей, но по сути была совсем другой. Волчица это чувствовала. И когда боль и отчаяние пересилили страх, она медленно заковыляла в сторону лесной избушки…
А Любомира сидела на ступеньках крыльца, думала о своей матушке, совсем недавно ушедшей в золотые чертоги Великой Матери, и тут услышала за воротами жалобный плач волчицы.
Чужую боль молодая ведунья чувствовала так же остро, как свою собственную, потому без всякой опаски вышла за ворота. Глянула на поджатую лапу, на округлившиеся бока волчицы, и ласково позвала ее за собой. Вспомнила, как учили ее приманивать мелкую живность – просто чтобы полюбоваться да погладить – и прикрыла глаза, мысленно потянулась к зверю, посылая душевное тепло. И отозвалась серая, поверила, позволила девушке осмотреть лапу, вправить поврежденные кости, наложить лубок. А через несколько дней, когда ощенилась в сарае, позволила человечице посмотреть на детенышей.
С тех пор и завязалась между ними дружба, словно тонкими ниточками связали их Боги. За светло-серебристую шерсть прозвала ее Любомира Снежкой, а когда лапа зажила, отпустила волчицу с выводком в лес.
Через пару седмиц после этого Снежка притащила Любомире зайца. Девушка поблагодарила, но объяснила, как могла, что подношений ей не нужно. Волчица поняла, и с той поры просто прибегала навестить, или встречала двуногую подругу в лесу, бродила с ней по заповедным тропам.
В тот злосчастный день волчица не смогла бросить в беде ту, к которой привязалась, и сама потеряла свободу. Тосковала Снежка в неволе – не спала, не ела, даже воду почти не пила, оттого обессилела вконец и почуяла близость смерти. Потому и не сдержалась в ту ночь, не завыла – горько заплакала…
Йорунн почти добежала до клетки, но, услышав голос Эйвинда, разговаривающего с волчицей, остановилась как вкопанная. Видно, конунгу плач волчицы тоже не дал поспать спокойно. Нужно было уйти, пока вождь ее не заметил, но Йорунн отчего-то и шагу сделать не могла. Слушала и думала: «Ах, вождь, вождь… Как же ты приручить хочешь ту, которую не понимаешь? Она же зверь, не человек. Не выжить ей здесь на воле, да только она о том не знает. А ты не сможешь объяснить, что с людьми ей будет лучше. Погубишь ты, вождь, мою Снежку. И как мне жить-то тогда, с таким камнем на сердце?»
И вдруг волчица перестала выть, принюхалась, и заскулила, уставившись туда, где притаилась Йорунн. Сердце девушки оборвалось:
Ох, матушка родимая, помоги…