Сидя в одном из помещений собственного замка, где теперь стал пленником, я прислушивался к тому, что происходит снаружи. Нетрудно было понять, что именно. Новые хозяева моих владений добивали тех, кто оказывал сопротивление, грабили, упивались своей безнаказанностью. А потом начали самый жуткий пир, какой я мог себе представить. Ведь они даже людьми не были и для них все мы значили не больше, чем бессловесные твари, животные. Истошные крики съедаемых заживо пожирателями плоти или осушаемых вампирами сородичей заставляли меня самого корчиться на полу, обхватив руками уши и пытаясь заглушить страшные звуки.
Я, ставший после смерти отца главным защитником, господином, ничего не мог сделать для своих подданных. Всего лишь жалкий пленник, сам едва не сходящий с ума от страха. Осознал вдруг, что всего лишь мальчишка, слабый и беспомощный, впервые столкнувшийся с неприглядной реальностью. И по щекам снова покатились бессильные слезы, не приносящие облегчения, а только еще больше заставлявшие ненавидеть себя за слабость.
Но слезы сменились усталой обреченностью. В какой-то момент я осознал, что во мне что-то надломилось. Вернее, не так. Не надломилось. Я будто утратил возможность чувствовать в полную силу. Скорее всего, это была защитная реакция, позволившая не сойти с ума, сохранить остатки разума. Я даже успокоился и был теперь готов смело встретить то, что мне предстоит. Надеялся лишь на то, что эта странная холодная решимость не покинет, когда меня подвергнут пыткам. И что я не доставлю врагам удовольствия слышать мои мольбы о пощаде и крики. Сделаю все, чтобы покинуть этот мир достойно.
Уже поздним вечером послышался звук отпираемого замка. Я тут же поднялся на ноги, не желая встречать смерть лежащим на полу. Выпрямив плечи и вскинув подбородок, вглядывался в темноту в направлении двери. Та распахнулась, впуская предводителя вампиров и двух воинов, держащих факелы. Бурр отдал им команду, и воины, прикрепив факелы к стенам, оставили нас одних.
Я напряженно смотрел на вампира, пытаясь понять, чего от него ждать. Может, решил сделать меня своим персональным ужином, и этим объясняется то, что не убил сразу? Вдруг считает кровь лордов более предпочтительной? Эта мысль заставила мои губы дернуться в кривой усмешке. По выражению лица Бурра ничего нельзя было разгадать. Оно казалось каменным, и лишь темные, неестественно-яркие глаза выглядели живыми. Но они пугали даже больше, чем все остальное. По спине невольно пробегал холодок — возникало впечатление, что смотрю в глаза готовящейся к смертельному броску змеи.