Неужели несколько минут, в течение которых рядом с Аденом Ларесом я успела почувствовать себя не жалким ничтожеством, а женщиной, заслуживающей гораздо большего, настолько меня изменили? Наверное, сейчас я ненавидела Кровавого Ангела не меньше, чем Красса. Зачем он растравил мне душу? Зачем показал, что все может быть иначе? Зачем смотрел с таким неподдельным интересом, разговаривал со мной, как с равной, был так внимателен? Осознание, что это делал тот, о ком мечтали самые влиятельные женщины и мужчины, настолько вскружило мне голову, что я забылась. Непростительно забылась. Как же больно теперь падать обратно в грязь, из которой меня так неосмотрительно выдернули и швырнули в совершенно другую жизнь. Поманившую радужным крылом и тут же скрывшуюся в поднебесье вместе с тем, кого я вряд ли когда-нибудь смогу забыть. И после внимания которого особенно мучительно снова позволять кому-либо втаптывать меня в грязь.
Красс уже приводил в порядок одежду — неудовлетворенный и злой, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Нажав на кнопку для вызова служанки, которая материализовалась почти мгновенно, словно только и ждала этого, велел привести меня в надлежащий вид и через пятнадцать минут доставить в его покои на тайной половине. После этого развернулся и, больше не глядя на меня, вышел из комнаты. Я же покорно позволяла служанке снимать с меня платье и наспех омывать тело, почти не замечая продолжающих струиться по щекам слез.
Времени было слишком мало, чтобы служанка могла уделить моему внешнему виду больше внимания. Агрессивный макияж смыли. Хозяин предпочитал видеть своих рабынь как можно более естественными. Обычно служанка наносила на лицо легкий макияж, но сейчас на это не было времени. И мое лицо оставили без какой-либо маски — голое и беззащитное, с покрасневшими от слез глазами и носом. Служанка что-то недовольно бормотала, плеская на меня холодной водой, но это мало помогало убрать покраснение. Но по крайней мере, плакать я перестала, собрав волю в кулак и решив, что смогу вытерпеть то, через что проходила не один раз. Правда, понятия не имела, к чему готовиться сейчас. Но в том, что боль будет неотъемлемой частью наказания, не сомневалась.
На меня надели унизительный костюм, один из тех, которые Крассу нравилось видеть на рабынях в постели. Это больше напоминало переплетение кожаных полосочек на груди и бедрах, соединяющихся в причудливый вариант нижнего белья. С отвращением глядя на себя в зеркало, я снова видела отчетливые следы предыдущих игрищ моего господина — жуткие синяки и кровоподтеки, испещряющие грудь и живот. Было подобное и на ягодицах, но по крайней мере, этого я сейчас не видела.