Слезы полились из глаз. Разум подсказал компромисс: сделать аборт, взять паузу, а потом продолжить общаться с Мэйсоном.
От этой мысли меня окончательно размазало. Рыдания рвались изо рта.
Как я смогу смотреть ему в глаза после всего? Как смогу делать вид, что все прекрасно? Ради чего? Чтобы быть его любимой виртуальной шлюшкой? Чтобы мечтать увидеть его еще хоть раз рядом?
Нет. Лучше прекратить все. Абсолютно все.
— Тяжелое утро, подруга?
Я медленно перевела глаза на источник звуков. Кирилл стоял, прислонившись косяку, и саркастически улыбался уголком губ.
— Ты?
— Я. Всего лишь. Неожиданно, правда?
— Кииииир.
Я зарыдала в голос и полезла к нему обниматься.
— Ну-ну, я тоже люблю тебя, детка, — он крепко обнял меня и погладил по спине, а потом отстранился, чтобы рассмотреть. — Слушай, кончай реветь. Чего ты мироточишь, как волшебная икона? И тушь засохшая на щеках. А с рукой что?
Он поймал мою ладонь, внимательно изучил сбитые костяшки пальцев.
— Давай ка умоемся и обработаем твои раны, бестолковый ребенок. Пошли в ванную.
Я была ему благодарна за отсутствие глупых вопросов. И так было понятно, что лупила стену кулаком. Я шмыгнула носом, свесила ноги с кровати.
— Ой, — пискнула я, обнаружив, что на мне нет штанов, — Мне нужно одеться.
— Потом, — обрезал Кирюха, — Что я твоих трусов не видел? Поднимайся.
Я поплелась за ним в ванную.
— Ты сама справишься или мне помочь?
— Лучше ты.
— Что? Смущает масштаб собственной глупости?
— Нет, просто не выношу крови.
— Пойдешь на аборт — крови будет больше.
Я зыркнула на него самым ядовитым взглядом, на который была способна. Скорее всего, выглядела жалко при этом, но попытаться изобразить гордость была обязана.
— Что? Ты не знала? Как твой друг, я пытаюсь тебя уберечь от боли.
— Заткнись!
— Ну, да, как же, разбежался. Северова, кончай жить в позе страуса. У этой птички маленькая безмозглая башка и большая мясистая жопа. Ты не проходишь кастинг ни по одному из критериев. Так что нечего прятаться — начинай уже отвечать за свои поступки. Можешь мне отрезать язык, чтоб я заткнулся раз и навсегда — это вполне в твоем духе, но легче от этого не станет. Я знаю, что будешь потом жалеть… — голос Кирилла стал тихим, мягким, — и не только о моём языке.
Я смотрела ему в глаза и знала, что он прав. Он любит меня и желает счастья. Пусть даже и таким варварским способом. Но легко сказать! Какая из меня мать? Никакая.
— Кирь, ну что я дам этому ребёнку, когда сама ничего в этой жизни не стою. И вешать лапшу на уши собственному чаду о погибшем папочке-лётчике я не хочу. Это мерзко.