Шурик испуганно закивал:
— Хочу. Конечно, хочу.
— Тогда тебе надо кое-что сделать, — перешла на деловой тон подруга Андрея. — Ты сейчас зайдёшь в его комнату и поищешь, где у него лежат документы и разные важные книжки-тетрадки: календари, дневники, песенники и всё такое. Понял?
— Понял. А дальше?
— А дальше ты принесёшь их мне.
— Зачем?
— Зачем, зачем… Ты что, совсем идиот? — всплеснула руками Жанна. — Они же наверняка будут искать какой-нибудь компромат на Андрея.
— Кто они?
— Милиция, кто же ещё. Откуда я знаю, что эта дура им наплела.
Синицын наморщил лоб. Копаться в чужих вещах ему не очень хотелось.
— А если меня увидят?
— А ты сделай так, чтобы не увидели.
Шура обреченно вздохнул.
— Ладно. Попробую…
На этот раз Жанна ждала его дольше, почти полчаса. Воровато оглядываясь, он вышел на улицу с сумкой-авоськой. В сумке лежал толстый бумажный свёрток.
— Вот. Всё, что нашёл, — Шура протянул Жанне авоську и, прикрыв рот, прошептал. — Там ещё деньги лежат. Так что ты осторожнее.
— Деньги?
— Ну да. Пятьсот двадцать рублей.
— Пятьсот рублей?! Ничего себе! — лицо девушки удивленно вытянулось. Даже мелькнула мысль, что, может, Андрей и вправду в чём-то замешан… Однако укорениться в мозгу Жанна ей не дала. Потому что Андрей никак не мог быть в чём-то замешан. Просто не мог и — точка…
— Ладно. Пусть они тоже пока у меня побудут. А когда его выпустят, я ему всё вместе отдам. Только ты это… — девушка строго посмотрел на Шурика. — Никому ни о чём. Понял?
— Могила, — провел себя по горлу Синицын…
Четверг. 4 ноября 1982 г.
Сидеть взаперти тяжело. А сидеть под охраной — вдвойне. Особенно если знаешь, что невиновен.
Вчера мне так ничего и не предъявили. Просто сунули в милицейский бобик, привезли куда-то в район Лианозово, там пересадили в специальный конвойный ГАЗ и уже на нём, чуть ли не как особо опасного рецидивиста, прямо в Бутырку. Честно сказать, не думал, что всё будет так хреново. Думал, что привезут в какой-нибудь райотдел, запихнут в КПЗ[1], установят личность, допросят, выяснят, что ошиблись, выпишут протокол и отпустят…
А оказалось, хрен вам на рыло, гражданин Фомин. Вы не просто задержанный, вы — птица высокого полёта, с вами даже обычный следователь разговаривать «постеснялся», а тот, который считается по особо важным, был, по всей видимости, сильно занят. Поэтому меня сначала просто оформили (ага, «опись, про́токол, сдал, приня́л, отпечатки пальцев»[2]), потом до глубокой ночи мурыжили в медсанчасти (чуть ли не в задний проход заглядывали в поисках компромата), и только затем отвели в камеру и оставили там киснуть в безвестности — прокручивать в памяти все свои косяки и тупо гадать, за что же меня всё-таки законопатили в эту законопатку.