Да. Он делал вид, что я ему неинтересна, но вопреки всему я чувствовала между нами тонкую чувственную связь.
— А когда ты понял, что любишь меня?
— Ночью в больнице, когда ты сказала, что я мешаю твоим отношениям с Кириллом. Ты сделала мне очень больно, а я не мог даже соврать, что ты мне не нужна. Помнишь?
Я помнила тот разговор. Он действительно не сказал, что я ему не нужна, — и это заставило мое сердце биться быстрее. Ах, если бы я тогда знала, что моя любовь взаимна!
— Я все помню, Паша, — каждое твое слово, каждый жест. В ту ночь мне казалось, что ты меня поцелуешь.
— Я хотел.
— Правда?!
Он едва уловимо улыбнулся:
— Не было момента, когда я не хотел бы тебя поцеловать.
Эти слова повисли между нами чем-то зримым и опасным, словно в машину залетела шаровая молния. Мы смотрели друг на друга, как будто выжидая, кто сделает первый шаг. Мои губы начало покалывать. Я потянулась к нему.
— Нет, — сказал Молчанов, отворачиваясь и отводя взгляд.
— Ты любишь меня, а я люблю тебя.
— Аня, как ты не понимаешь? В нашей ситуации это не имеет значения.
— Имеет! — воскликнула я в отчаянии. — Ты читал письмо моего отца?
— Читал, — он вытащил его из кармана и протянул мне. — Твой отец — честный, благородный и сильный человек. Он сделал то, на что мне никогда не хватит духу.
— Быть с любимой женщиной? — горько спросила я.
— Причинить боль тем, кто ни в чем не виноват. Разрушить их жизни. Плюнуть им в лицо после того, что они для меня сделали.
Я это уже слышала. Старая шарманка со старыми песнями. Я схватила письмо и засунула в сумочку. Сказала:
— Это ты не понимаешь, Паша! Ты уже плюешь им в лицо и разрушаешь их жизни. Ты уже причиняешь им боль. Если ты думаешь, что они скажут спасибо за твои великие жертвы, то ты ошибаешься! Они тебя возненавидят! И правильно сделают!
Я дернула дверь, но она была заперта:
— Выпусти меня! Я больше не хочу быть с тобой. Ты предлагал мне стать сестрой — а сам хотел меня! Ты отдал меня Кириллу — а сам любил меня! Это нормально? У тебя какая-то перевернутая логика и странные представления о дружбе и любви. Я верю, что ты хотел как лучше, но, Паша, ты запутался!
Он положил ладонь мне на затылок, притянул к себе и поцеловал в губы — быстро, жадно, почти грубо. И прежде чем я успела осознать, что происходит, и распробовать вкус его губ, Молчанов меня отпустил. Я обмякла на сиденье, как тряпичная кукла.
— Достойная дочь своих родителей, — пробормотал он, нажимая на газ и выруливая из-под навеса, — борется за свою любовь до конца…
Машина развернулась и понеслась к океану со скоростью «боинга», идущего на взлет.