— А что с той девушкой, вашей однокурсницей?
— Ничего, с ней все нормально. Мы довольно часто встречаемся.
— А секс?
— А вот секс — нечасто.
Мы пересекли Ратушную площадь, окруженную летними ресторанчиками, и с толпой туристов нырнули в узкий кривой переулок. Дождь все сильнее стучал по куполам зонтов, но старинная музыка и людская разноголосица его заглушали. Китайцы, как обычно, кричали громче всех.
— Куда мы идем?
— В одно кафе. Хочу угостить тебя кофе. Ты не против?
— Нет, я с удовольствием.
Он открыл дверь в здание, которое выглядело так, словно его построили пятьсот лет назад, и по стертым ступенькам мы поднялись в крошечное кафе с пятью столиками. К моему удивлению, посетителей почти не было, лишь пожилая парочка за столиком у окна пила чай. Мы подошли к витрине, и я засмеялась:
— А это что такое?
На витрине красовались расписные зайчики, белочки, Микки Маусы и даже советский олимпийский мишка.
— Это знаменитый эстонский марципан. Будьте добры, два кофе и… Что ты будешь? Зайчика?
— Нет, я не могу есть зайчика! Мне его жалко, он такой милый… Можно вон то сердечко? — я указала на плоское розовое сердце, украшенное бантом.
— А, сердце, значит, тебе не жалко, — подколол Олег и обратился к продавщице: — Два кофе, два сердечка и пять коробок марципана с собой, пожалуйста.
Мы сели за столик в углу со своими чашками и тарелками. Олег вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул мне. Я взяла и спросила:
— Это мне? Что это?
— Это письмо твоего отца. Он написал его незадолго до смерти. Оно адресовано тебе.
Я увидела, как мои пальцы задрожали.
— Откуда вы его взяли?
— Оно хранилось в материалах дела. Я прочитал это письмо в июне, когда ездил в Петрозаводск, но тогда мне не разрешили сделать копию. А два дня назад я добился разрешения, и мне прислали скан.
Я боялась разворачивать листок.
— Там что-то страшное? — тихо спросила я. — Почему вы не отдали его на яхте?
— Я хотел дать тебе возможность прочитать его в одиночестве, а на яхте слишком много народу. — Он поднялся со своей чашкой и покупками. — Найдешь меня на террасе за углом. Не торопись, я пока покурю и выпью кофе.
Я не успела ответить, как он вышел из кафе. Поколебавшись несколько секунд, я осторожно развернула письмо.
«Любимая моя девочка…»
Сердце застучало, в носу защипало.
Как он мог писать такие нежные слова после того, как убил мою мать?! Или Олег был прав, и мой отец невиновен? Я положила листок на стол, разгладила его и начала читать.
«Любимая моя девочка! Наверное, ты меня не помнишь. Ты была слишком маленькой, когда твоя мама погибла, а меня осудили за ее смерть. Но если вдруг ты меня помнишь, то, скорее всего, ненавидишь. Мне невыносимо об этом думать. Я пишу это письмо не затем, чтобы оправдаться. Я просто хочу рассказать правду.